Валентин Аноцкий - Гиппократово лицо. Сборник рассказов

– Тебя сильно интересуют идеологические вопросы нашей службы? – кивнул Гурненко на группу гостей.

– Нет, даже очень не сильно.

– Я так и думал. Тогда пойдём ко мне, есть разговор.

В строгом, без единого лишнего предмета кабинете, Гурненко начал разговор также строго, без предварительного прожёвывания: как поживаешь, какие проблемы, – что было свойственно практически всем руководящим работникам.

– Война заканчивается, идёт подготовка к окончательному выводу наших войск.

– Я слышал об этом от военных.

– Но скажу тебе то, чего ты ещё не знаешь. Руководством страны принято решение не проводить таможенный досмотр на границе, чтобы не позорить нашу армию на виду у всего мира, а осуществить его прямо на территории Афгана. С использованием контейнеров, сам понимаешь. Сейчас идёт большая подготовительная работа.

Стариков пожал плечами.

– А мне-то зачем эти военные тайны? У меня своих проблем, сами знаете.

– Знаю. А тайны эти рассказываю для того, что тебя тоже решено подключить к этому важному государственному делу.

– И каким боком? – насторожился Стариков.

– А не боком, и не спиной, а целиком, как есть. Есть предложение отправиться туда, на место, и вместе с другими коллегами выступить перед бойцами, рассказать, о том, о сём, предупредить, обезопасить их, в конце концов. Ведь ребята молодые, потянут за собой – кто пистолетик, кто гранатку, а кто и гашишик. И погубят себя в мирное время, выйдя живыми оттуда. Ты парень солидный, основательный, не трепло какое-то – таким верят, и уважают. Ты должен стать для них своим парнем, с которым можно без опаски поговорить. Конечно, ты будешь не один, а в составе делегации.

– И вы думаете, что эти парнишки, вынырнувшие из огня, крови, болезней – поверят словам?

– А чему же ещё верить, Стариков? – вдруг разгневался Гурненко. – Ну, давай, возьмём автоматы, наставим на каждого и скажем: повезёшь – расстреляем! Поверят? Нет, друг мой, если чему и верить, то только словам. Хотя бы потому, что нет у нас другого способа общения – не чирикать же нам, не рычать? И весь вопрос в том, от кого исходят слова. Я, вот, наблюдал за тобой: ты азиата давеча очень внимательно слушал – поверил ему?

– Поверил, – нехотя согласился Стариков.

– А почему? Очень логичен был азиат или высказал нечто, сильно похожее на правду? Ответ уже прочитал в твоих глазах. Так вот и надо говорить так, чтобы как можно ближе приблизиться к правде, приблизиться, ибо сама она недостижима ни для кого. В общем, слово за тобой.

– Да какое слово, Владимир Игнатьевич, конечно, согласен.

***

Поскольку дело переходило в практическую плоскость, от Старикова требовалось назначить инспектора для работы в войсках. Таким образом, из разных таможен подбирались наиболее опытные сотрудники – их руками и должны были спасать выходивших из войны бойцов. После недолгих раздумий, его выбор пал на старшего инспектора Агафонова, который недолгое время служил в Афганистане, после ранения был вынужден уйти из армии, и оказался в таможне. Своим участием в военных событиях он не бравировал, жутких историй не рассказывал, и это нравилось Старикову, не любившего хвастунов и болтунов. На его вызов Агафонов пришёл как всегда аккуратный в одежде, и во всём облике, придраться к нему было невозможно: коротко остриженные волосы, чисто выбрит, вежлив и исполнителен – лучшей кандидатуры и не могло быть. Некоторую отстранённость от коллектива, можно было списать на отдельные черты характера, и на участие в известных событиях, которые могли действовать и таким образом – делать людей молчунами.

– Агафонов, – с удовлетворением оглядывая ладную фигуру подчинённого, сообщил Стариков, – учитывая вашу хорошую теоретическую подготовку, а также практические результаты, вам предлагается выехать в составе бригады Главного таможенного управления на территорию Афганистана, и принять участие в оформлении личного багажа военнослужащих, покидающих эту страну.

Стариков вдруг остановился, заметив, что лицо инспектора на мгновение изменило геометрическую форму и тут же вернулось в исходное состояние. Глаза по-прежнему внимательно смотрели на начальника и не выражали никаких эмоций. Стариков решил уточнить.

– Вы хотите что-то сказать?

– Николай Васильевич, – спокойно ответил Агафонов, – дело в том, что я не могу участвовать в этом деле, у меня есть проблемы.

– Какого рода? С любимой девушкой? Со здоровьем?

– Нет, не совсем из этой области.

– А если это приказ?

Агафонов вытянулся, привитое предыдущими годами службы чувство осознания приказа прорвалось сквозь паутину безволия и приняло руководство на себя.

– Если приказ… Тогда, я готов.

Стариков недовольно проводил стройную фигуру инспектора, вдруг, в одночасье, потерявшего наработанный годами безупречный образ, и на всякий случай сделал пометку в календаре: «Агафонову – дублера».

Недовольство вызвал и звонок из приемной.

– Николай Васильевич, к вам женщина.

– Мы договаривались?

– Нет, но она… Она очень расстроена.

– Пусть войдет.

После нечёткого, робкого стука в дверь, в кабинет вошла женщина. Действительно, при первом же взгляде на неё, было понятно: эта женщина перенесла, если не горе, то немалое потрясение. Припудренные нижние веки, с трудом скрывали синеватые припухлости, резкие складки в нижней части рта, и очень бледное лицо, выдавали страдание. Но при этом, Стариков невольно отметил его правильные черты, которые позволяли предположить, что если это лицо освободить от всего лишнего, привнесённого неизвестным ему пока событием, то перед ним оказалась бы очень красивая женщина.

– Присаживайтесь. Как ваше имя, и что вас привело ко мне?

Женщина с природным изяществом, которое невозможно было вытравить никакими горестными событиями, присела к приставному столику, и подняла глаза. Стариков не ошибся – серо-зеленые глаза выдавали то, что напрасно пытались изменить складки, морщины, мешки под глазами – пытались, и не смогли. Словно проверив свои впечатления, женщина опустила глаза, и сказала:

– Я жена того подполковника, который у вас покончил с собой…

Стариков словно онемел от неожиданности, не зная, как отреагировать на эту новость – не сказать же: очень приятно. Или: рад с вами познакомиться. Он повторил свой вопрос.

– Елена Александровна.

Вот теперь он мог сказать: очень приятно, но язык не слушался его, наступила тишина, но поскольку теперь была его очередь нарушить эту тишину, Стариков сказал:

– Скоро будут выводить войска оттуда…

– Мой муж уже вышел немного раньше…

– Извините. Так чем же я могу быть вам полезен?

Стариков с пониманием и терпеливо выдержал её долгое молчание. Догадаться, зачем она пришла, было невозможно – не просить же вернуть конфискованную валюту? Возможно, хочет узнать какие-либо подробности гибели мужа? Почему у него?