Валя Шопорова - С тобой

Дориан чуть прикрыл глаза и снова оглядел комнату, после чего спросил:

– Я в больнице?

– Да.

– А Леон?

– Он тоже здесь, через три палаты.

Младший Ихтирам слегка кивнул; в палату зашёл и Леонард, который отходил за кофе.

– Как он? – снова спросил Дориан.

Эван закусил губу и потупил взгляд, страшно было озвучивать столь холодящую кровь правду, пусть даже она была уже не актуальна. Но он всё же ответил:

– Утром у него во второй раз остановилось сердце…

– Я знаю, – Дориан отвёл взгляд в сторону. – Я… чувствовал это.

Леонард и Эван пересмотрелись, им этого было не понять. Норват осторожно спросил:

– Ты поэтому так рвался обратно в больницу?

Дориан кивнул. Успокоительный препарат, который ему ввели, имел пролонгированный эффект, что позволяло ему разговаривать спокойно и спокойно реагировать на слова друзей.

– Но всё обошлось, – поспешил добавить Эван. – Сейчас Леона готовят к последней операции.

– То есть, я снова не смогу его увидеть?

– Пока не закончится операция, точно не сможешь.

Дориан мгновенно стал ещё грустнее, казалось, даже лицо потеряло свои краски, и снова отвёл взгляд.

– Дориан, не убивайся так, – осторожно обратился к нему Прежан. – Главное, чтобы с Леоном всё было в порядке, а побыть вместе вы ещё миллионы раз успеете.

«А если уже не успеем? Что, если последним, что Леон слышал от меня, было – я не буду плакать, если тебя не станет?», – эта мысль возникла в голове, заставив горчайший ком встать в горле.

Дориан гулко сглотнул и с дрожью в голосе попросил:

– Расскажите мне, насколько всё плохо. Только не врите, умоляю. Я имею право знать правду.

– Дориан, мы и сами не знаем всего в подробностях, – ответил Эван.

– Но вы знаете хоть что-то. Скажите мне, что с Леоном, – настаивал младший Ихтирам.

Друзья пересмотрелись, не зная, как объяснять правду, в которой и сами путались, и как сделать это правильно. Смелость ответить взял на себя Леонард. И в прошлый раз, когда Дориан оказался в реанимации, именно он рассказывал Леону, что с ним сделали. Теперь же ему предстояло повторить это с той лишь разницей, что перед ним сидел другой близнец. Это навевало ощущение фатального дежа-вю.

То же лицо перед ним. Те же боль и растерянность во взгляде, перемешанные с железобетонным желанием узнать правду. Только больница другая. И разница в четыре года.

Вздохнув, Леонард заговорил:

– У него очень много переломов…

– Переломов? – переспросил Дориан, не дав другу договорить. В голосе послышалась надежда. – Переломы это не страшно, кости срастутся. Главное, чтобы голова и внутренние органы не пострадали…

– Голова у него пострадала, – ответил Норват, опустив взгляд. – И внутренние органы, насколько я понял, тоже.

В глазах Дориана отразилась помесь боли и неверия, брови изломило домиком.

– Сильно? – всё с той же отчаянной надеждой на лучшее спросил он.

– Дориан, его машина упала с высоты тридцати метров на асфальт, сомневаюсь, что он мог отделаться синяками и испугом.

– Но Леон сильный, и я уверен, что с ним всё будет хорошо, – добавил Эван, разбавляя трагичность слов друга.

В палату зашла доктор Иннганаморте.

– Вы уже проснулись, Дориан? – произнесла она. – Это хорошо. Потому что эта палата нам скоро потребуется, в неё должны перевести пациента после операции.

– Леона?

– Нет.

– А как Леон? Я могу его увидеть? – Дориан приподнялся на локтях, по-щенячьи смотря на женщину.

– Вы не можете сейчас навестить его. У вашего брата в девять часов операция.

– А который сейчас час?

– Восемь часов и двадцать минут, – взглянув на часы, ответил Эван.

Кивнув, Дориан вернул взгляд к доктору.

– Операция только через сорок минут. Можно я хотя бы на минуту зайду к нему?

– Нет.

– Но…

– Давайте поступим так, Дориан, – произнесла врач, не дав младшему Ихтирам сказать. – Сейчас вы послушаете меня, поедете домой, а вернётесь сюда завтра к десяти часам утра. И если вы сделаете так, я позволю вам навестить брата. Вы согласны?

– А вы не обманете меня?

– Я всегда держу своё слово, – невозмутимо ответила доктор, промолчав о том, что никто не мог с точностью знать того, доживёт ли Леон до обещанной встречи.

Подумав пару секунд, Дориан кивнул.

– Я согласен.

– В таком случае – до встречи. И попрошу вас не приезжать заранее.

Дориан собирался в каком-то отуплённом состоянии, если бы не друзья, он бы ушёл из больницы босиком. В этом раз они с Леонардом всё-таки доехали до дома.

Заходя в квартиру, Дориан ожидал увидеть разруху и груды хлама, некогда бывшего мебелью и убранством интерьера, – то, что он запомнил, уходя, и забитого, нечёсаного Лео. Но нет, в квартире было почти чисто, а пёс был ухожен и досмотрен, только взгляд у него был тоскливый, потому что он сутки сидел в одиночестве, а в одиночестве он чах, как и его хозяева.

Несмотря на то, что ехала крыша, темнело в глазах и выламывало суставы, Леон убирался в квартире, пытаясь отвлечься таким образом от ужасающей ломки, устранял погром, который сам же навёл. И он заставлял себя ухаживать за Лео, даже выгуливал его хотя бы один раз в день, потому что тоже любил его, и потому что понимал, насколько это важно для Дориана.

Это было лучшим подтверждением того, насколько велика разница между тем, когда человека что-то заставляет завязать с наркотиками, и тем, когда он принимает решение бросить самостоятельно, столкнувшись с тем, что может потерять нечто куда более важное, нежели обманчивый кайф. У Леона был стимул бороться, и он боролся, пока мог. Вот только в одиночку победить не сумел, слишком уж силён был противник.

И от понимания того, что слова Леона о том, что он не принимал все те дни, были не пустым звуком, на плечи Дориана свалилось невыносимое чувство вины, а губы изломало от горечи. Это он и только он был виноват в том, что сейчас Леон был в реанимации между жизнью и смертью. Нужно было просто напугать близнеца, чтобы он задумался, а потом вернуться и поддерживать его на невозможно сложном пути избавления от зависимости. А Дориан упёрся и не вернулся, даже выслушать его не захотел. Даже не потому, что больше никогда не хотел его видеть – конечно, хотел! – а потому что гордый и принципиальный.

Подойдя к Лео, Дориан опустился на колени и, сгрёбши его в охапку, прижал к себе, зарываясь носом в шелковистую шёрстку. Он ведь бросил и его тоже, даже придумал себе оправдание своего поступка.

– Прости меня, Лео, я больше не уйду, – прошептал Дориан, не отпуская любимца, и громко шмыгнул носом.

Он так и замер на долгие десять минут, совсем не двигался, даже головы не поднимал. Лео не пытался вырваться из его объятий, хоть ему и было неудобно в таком положении, он чувствовал, что нужен хозяину.