Сергей Баймухаметов - Темная власть. Как спасти детей от наркотиков

Сейчас пытаюсь выбраться из него. Полтора месяца держусь. Ломки – это боль физическая, это зависимость физиологическая, ее снимают хорошими лекарствами. Страшное – тяга к наркотику, зависимость психологическая. Сидит в голове, точит, грызет мозг: дай! дай! дай! Вот это мне страшно: неужели не выдержу, неужели сломаюсь? Ведь телефон под рукой: стоит позвонить – и через час привезут все, что захочу. Но я держусь полтора месяца, и верю, что выдержу.

Наркоманов-одиночек не бывает. Только группы. У нас была странная группа: и пятидесятилетние холостяки, и семнадцатилетние пацаны, и девчонки, которые только-только присаживались. Считается, что наркоман всегда старается втянуть в это дело других, молодежь, но я – никогда. Наоборот, я разговаривал с этой девочкой, с Леной, когда ее приводили к нам. Кто привел, зачем привел тринадцатилетнюю девочку – не знаю, не помню, там стараются не спрашивать, да я и держался от них на расстоянии: мол, я богатый, обеспеченный, все могу купить, я с вами только ради совместного кайфа, а общего у нас ничего нет. И я с ней разговаривал, с Леночкой. Мне на них, на тринадцатилетних-семнадцатилетних, смотреть было больно. Но говорить с ними – бесполезно, я пытался. Когда человек влезает в эту жизнь, в этот кошмар, то обратного пути у него… не знаю, у кого как получится. И вот эта Лена, судьба, как у всех… Представьте себе двухкомнатную квартиру, в которой живут муж, жена, два ребенка и две собаки, квартиру, которую никогда не подметали и не мыли полы. Муж и жена вечно на кухне, варят мак. Они – барыги. Но из тех барыг, которые и сами колются, всегда в тумане. Можете себе представить мужика и бабу, которые неделями не причесывались, не мылись, не снимали с себя одежду. А тут же и дети, и собаки. Сюда же приходят наркоманы, кто взять дозу, кто – уколоться, а кто и зависает, живет там по несколько дней, да не один. Я не мог… я заходить туда брезговал, получал в прихожей, что надо, и уходил, тошнота к горлу подкатывала от одного только запаха. И вот, зайдя однажды, увидел там Лену. Она там жила, на правах наложницы, черт знает кого. И по виду – как будто родилась и выросла здесь, разве что чуть поумытей. Но еще немного – и не отличить.

В общем, нравы там такие, жестокие. Я хоть к ним только краем прикасался, но знаю, видел. Если есть деньги большие, как у меня, – проживешь. А нет – надо добывать, воровать или присасываться к тому, у кого деньги, кто может достать, ограбить, к тому, кто варит и продает, к барыге. Вот Лена присосалась к барыге: и ей удобно, не надо заботиться о кайфе , не надо бояться, и ему удобно: и сам пользуется, и подкладывает нужным людям.

Конечно, жалко, но что сделаешь, такая судьба, не моя судьба. Я стараюсь не смотреть, не думать, тем более – не переживать. Все это надо мимо себя… Если все, что знал и видел, пропускать через себя, не фильтровать, то с ума сойдешь. Да и скажу вам по небольшому секрету – наркоман не способен за чужих переживать.

Я вовремя остановился, нашел силы. Родители ведь у меня чуть с ума не сошли, в самом прямом смысле. Сын – наркоман! Разве для этого меня рожали?

Дочку не видел, не знаю. Жена уже не то что не разговаривает, а только одно твердит: посмотри на себя, что же ты за человек? Ты же – не-человек!

Но я докажу ей, что я – могу. А то ведь раньше, когда появились деньги, я перед ней был королем, а теперь что? Она как-то мне сказала: а если я сяду на иглу? И только тогда я подумал: а ведь действительно могла. Дома и шприцы стоят, и раствор готовый. Но ведь она не прикоснулась, не потянуло даже. Что она, другой человек? И тогда как я выгляжу, какой же я тогда человек?

В конце концов путь один. В конце концов проширяю все деньги, проширяю свою фирму, свой магазин и пойду кого-нибудь убивать, грабить, воровать, доставать кайф . Это реальный логический путь любого наркомана. Конечно, долларовый миллионер может позволить себе не думать и кайфовать, пока не сдохнет от передозы или отказа организма. Я говорю о таких, как я, мелких бизнесменах. Я же видел, как другие, немногим беднее меня, профукали все деньги, ломанули магазинчик, который стоял на отшибе, и получили срок. Один путь. Любого. Любого! Нет другого пути. Просто его нет. Вот в чем дело. Зачем мне это надо? Что я, хуже других? Нет, жизнь показала, что не хуже, а во многом посильнее, оборотистее. Не каждый ведь сделал такую фирму, как у меня. Так в чем тогда дело? Жизнь наступила жестокая. У меня – жестокая вдвойне. Значит, надо бороться. А если не в состоянии бороться, то надо сделать себе передозняк, пустить по вене максимум – и откинуться . Чтоб не мучить себя и других. И только об одном думаю: на кого дочку оставлю?

Мне на адрес «Литературной газеты» написал Виталий Орский, шофер из города Оренбурга. Письмо его «Литгазета» опубликовала.

«Вы действительно думаете, что наркомания неизлечима? Бред все это. Просто нужно мальчишек воспитывать мужчинами, а не деточками, вихляющими задом под попсовую музыку, избегающими армию и работу. Не от наркотиков московская и вообще городская молодежь не может излечиться, а от бездельной, инфантильной, привычной к «клубничке» жизни.

Я вырос в узбекском городе Андижане, в старом околозаводском районе. Там взрослые парни были через одного судимые, а те, кто еще не был в зоне, активно к ней готовились. Сначала пробовали травку, затем таблетки, димедрол, этаминал натрия, седуксен, в общем, балдели… Я точно знаю, что от наркозависимости избавиться можно. Тем более молодежи, и близко не подошедшей к моему прошлому опыту.

Я шофером на карьере работал. Утром в зубы папироску с «азиаткой» (анашой – С.Б.). Вгоню в вену дозу (грамм!), в обед вторая доза, вечером третья… Однажды решился. Купил три ящика минералки, закрылся в глинобитной лачуге на окраине Андижана. При этом у меня еще оставалось пятьдесят граммов опиума, твердый комок, три килограмма соломки в подвале было спрятано, за травку и не говорю. В общем, завязал.

Это, конечно, было жутко, даже сейчас страшно вспомнить. На третий день начались ломки, боли невыносимые, меня выворачивало как бельевую веревку, затем начался трясун во всем теле, высыпала сыпь, все тело расчесал, затем стал плохо видеть, фактически слепнуть, стали кровоточить и крошиться зубы, выпадать волосы, непрекращающийся понос. Приходили друзья, говорили: «Уколись, иначе помрешь» – но я уже включил «бычью тягу» и не стал этого делать.

Достал опиум и шприц, положил посреди стола, чтобы перед глазами было, и вырубился, температура под сорок прыгнула. Потом кто-то приходил из знакомых, я в бреду был, не помню, кто, и забрал его со стола. Есть не мог, только пил минералку, соседи иногда сок и кислое молоко приносили.