Светлана Лубенец - Черная птица ревности

– Да? – с сомнением произнесла Ольга. – А вот Лариска Кузнецова из параллельной группы говорила, что все это противно и больно!

– С кем попало, наверно, действительно, противно, а у нас… чувства… – сразу нашлась Майя, посмотрела на настенные часы и выдохнула: – Мы же сейчас опоздаем, Олька! Еще ж на четвертый этаж пилить!

– И когда они только лифт установят! – выкрикнула Макеева, устремляясь вслед за подругой к лестнице.

– А никогда! Здание ж старое! Для лифта просто нет места! И потом – лестницы – это вертикальный стадион! Слыхала?

Тяжело пыхтящая Ольга отвечать не стала.

Уже на лекции Макеева подвинула к подруге блокнот, где было написано:

«А как же Измайлов?»

Майя написала под этим вопросом:

«Никак. Я же говорила, что можешь забирать его себе.»

«Я помню. Просто уточнила. А то Глеб все время спрашивает о тебе.»

«А ты скажи, что я уже занята!»

«Я, пожалуй, погожу говорить. Твой Иващенко – не вариант, и ты скоро это сама поймешь.»

«Почему вдруг не вариант?!»

«Да потому что на нем взгляду не за что зацепиться! Серый, как мышь!»

На это возмущенная Майя особенно размашисто написала:

«Если ты еще хоть раз скажешь или напишешь про него одно дурное слово, то я перестану считать тебя подругой!»

«Что, все так далеко зашло?» – не отставала Ольга.

«Да!»

«Слушай, а может, ты уже беременная?»

Майя ничего на это отвечать не стала, только покрутила пальцем у виска, но Макеева угомониться никак не могла и опять написала в своем блокноте:

«А что такого ужасного я спросила? Если между вами уже все происходит, то беременность вполне может случиться!»

«Мы предохраняемся! Отстань!» – вынуждена была написать Майя, а ее щеки аж пощипывало от того жара, который к ним прилил.

После занятий Майя ждала Иващенко в скверике, недалеко от института.

– Майя, может, ты все же сходишь домой? – спросил Константин Эдуардович, подойдя к ней. – Твои родители не могу не волноваться.

Девушке было очень приятно, что он теперь называет ее на «ты». Ко всем остальным студенткам он всегда обращался исключительно на «вы».

– Родители сейчас все равно на работе, только после шести будут дома, – ответила она.

– Но ты хоть позвонила?

– Я послала сообщение. Написала, что нахожусь в институте в полном здравии.

Иващенко улыбнулся, обнял ее за плечи, и они пошли в направлении к его дому.

– Все же как-то не очень хорошо получается с твоими родителями, – сказал преподаватель. – Я неловко себя чувствую.

– Я все объясню им, – охотно пообещала Майя, – но попозже, ладно?

– Ладно, – согласился он и поцеловал ее в висок. По всему телу девушки от этого его поцелуя разлилась сладкая истома. Она решила, что сегодня разрешит ему все. И не потому, что надо оправдывать слова, сказанные подруге. Просто она его любит, и хочет, чтобы он был с ней счастлив. А раз уж мужчины без этого не могут, она стерпит все, даже если ей будет неприятно и больно, так же как Лариске Кузнецовой из параллельной группы.

Квартира Иващенко, в которую они вошли, уже казалась Майе родной. Она сразу побежала на кухню, чтобы включить чайник.

– Ты хочешь есть? – спросил преподаватель.

– Ну… так… Мы же попьем чаю? С той травой! Можно? Она такая душистая!

– Нет, с той травой не будем, она, и правда, лечебная. Вдруг снова голова заболит! Но у меня есть замечательный зеленый чай? Ты любишь зеленый чай?

– Не знаю. – Майя пожала плечами. – Я никогда не пила. У нас в семье все пьют только черный.

– Ну, раз тебе понравился травяной чай, значит, и этот понравится. Сейчас заварю!

Майя уже была не рада, что завелась с этим чаем. Она ведь на все решилась, и не хотела откладывать, поскольку очень не любила нервничать в ожидании. Когда они всем школьным классом ходили к зубному врачу, она всегда заходила в кабинет одной из первых, потому что гораздо больше боялась представлять ужасы и ждать боль, чем ее испытывать.

– Я подожду в комнате, – сказала она, вышла из кухни, прикрыв дверь, и сразу нырнула в ванную. Она не могла себе позволить принять душ, но кое-какие гигиенические процедуры все же провела. Из ванной она быстро прошла в комнату и принялась лихорадочно раздеваться.

Когда Константин Эдуардович вкатил в комнату сервировочный столик с чайником, двумя чашками и блюдом с пряниками, обнаженная Майя, сжавшись в комок, сидела на диване, несколько прикрывшись все тем же джемперком с кошкой, и смотрела на него с испугом и надеждой. Преподаватель от неожиданности остановился в дверях, потом потер рукой подбородок, оставил столик, подошел к дивану, опять опустился перед Майей на корточки и так долго смотрел ей в глаза, что девушка не выдержала и, чуть не плача, проговорила:

– Ну что же вы… медлите… Я же все… для вас…

– Майечка, ты уверена, что к этому готова? – спросил он.

– Я… да… я давно готова… для вас… только для вас… Никому и никогда раньше…

– Да я это сразу понял, что никому и никогда… И я боюсь причинить тебе боль… Боюсь, что для тебя это слишком рано, что ненужно еще…

– Нет! Не рано! – вскрикнула она. – Я хочу! Для вас! Я люблю вас! И вы не можете отказаться! Нельзя! Это будет подло! Низко! Вы не такой! Я знаю!

– Да откуда тебе меня знать… – Иващенко вздохнул и окинул ото лба волосы таким нервным жестом, что девушка поняла: он тоже волнуется. Это придало ей силы. Так и прижимая к груди кошку на джемпере, она потянулась другой рукой к своему преподавателю, как уже делала в прошлый раз, провела ладонью по его щеке и сказала:

– Я все про вас знаю… Ну… то есть… чувствую… Вы не волнуйтесь так… Все будет хорошо, вот увидите…

– Ты меня еще и успокаиваешь… – проговорил он и забрал у нее серый джемперок.

Прикосновения Константина Эдуардовича были бережны и ласковы. Майя хвалила себя за то, что сказала подруге правду: происходящее сейчас между ней и мужчиной, было волшебно. В лексиконе девушки не было слов, чтобы описать полнее и подробнее свои ощущения. Все было ново, остро, сладостно и прекрасно. И когда она уже решила, что находится на пике счастья, ее вдруг пронзила такая боль, что она, не удержавшись, вскрикнула.

– Ну вот… – огорченно произнес ее мужчина глухим голосом. – Я ведь говорил…

– Это ничего… ничего… – тут же принялась утешать его Майя. – Это ведь просто плата за радость и счастье! И пусть всегда будет боль! Я готова платить, только чтобы вы… чтобы со мной… Чтобы вам было хорошо…

– Глупенькая моя девочка! – Константин Эдуардович крепко прижал ее к себе. – Все заживет, и тебе больше никогда не будет больно. Я не знаю, насколько будет хорошо, но больно уже не будет – это точно!

– Мне все равно, все равно, – продолжала твердить она. – Лишь бы вы… лишь бы с вами…