Сергей Еримия - Отголоски тишины

Конечно, дело не только в живописных пейзажах или успокаивающем перестуке колес. Сама атмосфера замкнутого купе, которое вместе с поездом мчит бескрайними просторами, эта атмосфера, как никакая другая вдохновляет нас временных ее пленников на ту откровенность, которая не может возникнуть ни при каких других обстоятельствах!

Путешествовать мне приходилось много и часто. Из своих многочисленных поездок, еще в годы студенческой юности, я привозил телефоны, адреса очаровательных девушек, просто интересных людей, хотя, как правило, и адреса и телефоны оставались невостребованными. Правда, не всегда. В былые годы именно в поездках я повстречал многих хороших друзей. Вот уже столько лет прошло, а мы и поныне общаемся…

Что-то я отвлекаюсь. Собственно, не об этом речь. А началось все так…

Однажды, уже и не припомню когда точно, и как давно это было, оказался я на вокзале маленького городка с аппетитным названием Баштанка. Приехал я туда вовсе не из праздного любопытства. По работе, конечно же, по делам. Была это одна из несчетного количества моих командировок. Катался я в былые времена частенько, да и сейчас бывает, но это легко объясняется. Молодой специалист, к тому же еще и не женат. В нашем коллективе я такой один, так кого же еще отправить в не совсем романтичное путешествие?

Одна из таких, моя очередная командировка, завершалась. Оставалось только, стоя у окна в поезде, который покидает эти гостеприимные земли, молча попрощаться с очередным вокзалом очередного городка, где мне довелось побывать. Попрощаться и втайне понадеяться, что более судьба (скорее всего, в лице директора) меня туда не направит.

Оставалось лишь дождаться поезда, впрыгнуть в подоспевший вагон, умчаться в необозримую даль. Но прежде всего, дождаться, ведь самая большая сложность в поездках – ждать. Вот я и ждал, бесцельно бродил по перрону, разглядывал вокзал и унылые его окрестности.

Да, вне всяких сомнений, это было давно. Я совершенно не помню город. Дома не помню, людей. Ничего. Помню только вокзал. Казалось, ничем не примечательное сооружение, а затмил он в моем сознании целый городок со всеми его достопримечательностями. Как-то очень уж ярко он запечатлелся в моей памяти, я так отчетливо вижу его перед собой! Даже сейчас, когда прошло, кто знает сколько времени.

Вокзал. Открытые двери. Левая створка каким-то чудом держится на одной уцелевшей петле. Легкий ветерок покачивает ее и она издает столь отвратительные истошные звуки, что хочется отойти подальше и не видеть как она свалится на голову какому-нибудь «счастливчику». А вот там же перед аварийной дверью три колонны поддерживают треугольный портик. В центре него расположился стандартный барельеф – профиль Ленина. Вылеплен он мастерски, смотрится здорово, да только кто-то излишне политизированный, а скорее просто один из массы местных бездельников обрызгал его красной краской. И не лень же было!

Наверное, так и должно было быть. Перрон выглядел ничуть не презентабельнее вокзала. Похоже на то, я попал как раз под реконструкцию (ее первую фазу, разрушительную), часть асфальта была снята, а земля под ним изрядно перерыта. Мелькнула мысль: «Хорошо, если мой вагон окажется в другой, все еще нетронутой части. В противном случае, за те две минуты, что поезд стоит, можно только ноги сломать и вместо уютного купе оказаться ничуть не уютной больничной палате…».

Единственным человеком, который убивал время в ожидании поезда, был я. Вернее, единственным человеком в окрестностях вокзала был я. Никого вокруг. Вообще, куда ни глянь. Ни на перроне, ни в открытом и покинутом газетном киоске, ни в зале ожидания. Я дважды заглядывал туда, рискуя быть придавленным дверью. Там тоже никого не было. Даже в окошке кассы, в которой я еще вчера покупал билет, было пусто. Непонятно, может жители этой самой Баштанки в отличие от меня не любили путешествия, потому сторонились вокзала, а может, всему виной то, что пришла пора собирать арбузы, вот они все и на баштане? Загадка!

Громкоговоритель, рупор, висящий над поскрипывающей дверью, громко прокашлялся. Из его недр вылетел ошалелый воробей и с испугу попытался чирикать. Вслед за ним вывалился сгусток из перьев и веточек. Что тут скажешь, не лучшее место он выбрал для гнездовья!

Не давая возможности воробью прийти в себя, из рупора послышался удивительно печальный женский голос. Он тяжело вздохнул и грустно сказал:

– Пассажирский поезд, сообщением Одесса-Киев прибывает на первый путь. Нумерация вагонов с хвоста… – громкоговоритель приглушенно покашлял и еще более грустно добавил: – Головы поезда.

Я растерялся. Где находится загадочный «хвост головы» я не понимал, потому вежливо спросил у печального голоса:

– Откуда?

Ответа не последовало, зато на горизонте показался локомотив. Он, а вслед за ним и сам состав, быстро приближался. Я пожалел о том, что у меня второй вагон, а не какой-нибудь восьмой, к примеру, тот должен быть примерно посредине. Было бы куда проще, а так… словом, хочу я того или нет, но побегать придется.

«Хвост головы» оказался в хвосте, мой вагон там же. И, конечно же, именно в той части перрона потрудились рабочие, создавая полосу препятствий для меня, ни в чем неповинного пассажира.

Чуть не в последний момент я вскочил в тамбур, на лету подавая проводнику билет. Поезд тут-таки тронулся и начал набирать скорость. Краем уха я услышал, что думают работники железной дороги о пассажирах, которые не слушают объявлений дежурных по станции и вместо того, чтобы подойти к месту остановки заранее, бесцельно мечутся по перрону. Пусть я много чего мог сказать в ответ на столь нелепые обвинения, я предпочел промолчать. Покорно выслушал проводника, прекрасно понимая – мне с ним ехать, проглотил свои силящиеся выбраться наружу замечания и направился вглубь вагона.

В купе напротив моего места сидел человек, как это говорится, неопределенного возраста. Почему неопределенного? Сам не знаю. Его лицо сразу показалось немного знакомым, а вот насчет возраста, не могу сказать, ему могло быть лет тридцать, а могло и все пятьдесят. Болезненный вид. Коротко стриженые волосы, даже слишком коротко, помню, у меня такие были лишь однажды, в армии, да и то в самые первые месяцы службы. Виски густо посыпаны сединой. Кажется, были морщины, две, продолжая линию носа, они вертикально пересекали высокий лоб. К ним несколько горизонтальных, симметричных, в обе стороны, но не так ярко выраженных…

Я, даже не из вежливости, а просто повинуясь привычке, поздоровался. Совсем не удивился, когда не услышал не только ответа, но и вовсе хоть какой-нибудь реакции на свои слова. Все равно ответных действий я не ждал, да и к чему они? Может человеку не до моих «здравниц»! Может у него есть о чем поразмыслить, а может, есть чем заняться. А может и то и другое и к ним что-то третье! Наверняка так оно и было, задумался он о чем-то своем, серьезно задумался, поглотила его мысль, овладела ним полностью, не отпускала. В пользу этого свидетельствовал и толстый компьютерный журнал, который он держал в руках, ведь смотрел он не на его страницы, а сквозь стекло на проплывающие мимо унылые степные пейзажи.