Николай Старинщиков - На срок жизни

«Уазик» долгих два часа монотонно гудел асфальтовой дорогой. Потом дорога сменилась. Проселок. Лога и овраги. В низинах по-прежнему лежит снег. Только бы не застрять. Но бог миловал – нигде не сели. Миновали две деревни и один крупный поселок. Прошли еще километров двадцать, пока не уперлись в дебри. Здесь и решили остаться до утра, спрятав микроавтобус между косматых пихт.

Недалеко от машины выставлен парный пост.

– Кто следующий на смену?

– Прянишников…

Чайник, поставленный на переносную печь, вскоре вскипел. Собрали походный стол, нарезали хлеба, открыли тушенку. Сделали бутерброды и стали есть, прихлебывая чай из походных кружек. Лампочка в потолке едва светила.

Прянишников с Замалетдиновым закончили ужинать и взялись за автоматы, собираясь уйти в темноту. Те, что стоят сейчас у тропы, тоже хотят есть.

Водитель выключил свет в салоне.

– На тропу не выходить, – напомнил Лушников.

– Сами тут не шумите. И светом не балуйте…

Напрасные слова. Об этом все давно знают: на свет или звук может пуля прилететь. Либо могут обойти стороной. В таком случае окажутся напрасными все старания.

Смена вернулась к машине. На одежде крупинки снега. Подсели к печке и принялись ужинать при свете крохотной лампочки.

Лушников лежал на боковом сиденье. Помощник прокурора напротив. На поперечном сиденье еще один. И двое на полу, подстелив кошму и накрывшись одеялом. Только бы не упустить на этот раз. Главное – застать врасплох…

– Как вы думаете, Николай Александрович, – подал голос Заседателев. – А если они не пойдут этой дорогой? Тогда что?..

– Тогда и мы снимемся…

Присутствие прокурорского «ока» доставляло лишь одно беспокойство. На кой ему сдалось надзирать!

– Пойдут, – буркнул сонно охотовед. – Нет здесь другого пути…

И вновь тишина. Задача группы – быстро выйти к лощине при получении сигнала по рации.

Ночь тянулась бесконечно долго. Лушников то дремал, то ходил к посту, всматриваясь в окрестности. Возвращался и снова дремал в один глаз, пока под утро не уснул тяжелым сном: спал в обнимку с медведицей. Та умудрилась лизнуть его мокрым языком и сжала в порывах ласки. Стиснула так, что кости в плечах окончательно занемели.

Майор велел себе проснуться. И вроде бы уже проснулся, однако это был тот же сон. Чудно майору. Надо всего лишь подняться, но нет сил, чтобы справиться с самим собой. Словно думаешь вынырнуть из толщи воды и не можешь. Душа немеет, бьется в железных тисках и ничего не может поделать.

И все-таки он проснулся, сбросив с себя гнетущее наваждение, размял затекшее плечо. Тишина. Сумрак. Дизельная печь по-прежнему работает. Топливо убавлено, но в салоне тепло.

Вынув из бокового кармана рацию, майор нажал кнопку вызова.

– Как оно?

– Без изменений.

– До связи…

Проговорил и снова задремал, потом вздрогнул, потому что пискнула рация.

– Семеро в тайгу направляются. У них стволы. Что будем делать?

– Замри… Нам нечего им предъявить.

– Вас понял. Пропустить. – И вдруг снова голос: – У них собака… Лезет ко мне.

– Покажи ей кинжал. Если лайка – должна понять. За других не ручаюсь.

Лушников взял автомат. Чавкнув затвором, дослал патрон в патронник. Помощник прокурора проснулся.

– С добрым утром, господа…

– Ага… С добрым… – ответил сквозь зубы майор.

Охотовед вытащил из кобуры табельный пистолет. Егерь обнял нарезной карабин.

– Мимо прошли, – остановил их Лушников. – В лес двигают…

Где-то далеко лаяла с надрывом собака. Ей вторила басом вторая. Надо ждать. Всё равно туда не успеть – только шум зря поднимется.

– Как обстановка? – снова спросил он по рации.

– Прошли…

Вскоре на посту произошла смена. Оба оперативника поднялись в машину, шмыгая носами.

– Скачет передо мной, зубами щелкает. Показал кинжал – убежала.

– Вот и ладненько, – сказал Лушников. – На обратном пути надо брать…

– Ночью могут проскочить, в потемках… – усомнился помощник прокурора.

– Не так скажите, – оживился егерь. – В копчике у браконьера засвербит – он и днем побежит.

День прошел в напрасных ожиданиях. Снова пили чай. Ходили на пост, вполголоса разговаривали, спали. Выпавший ночью снег, потихоньку растаял.

Под вечер майор Лушников, прихватив снайперскую винтовку и мегафон, решил осмотреть район. Вышел из машины и двинулся вглубь тайги. Подобрался к лощине, но опускаться не стал. Внизу, рядом с тропой, пузырился ручей. За ручьем поднимался на той стороне кедровник.

Шагая вдоль склона, Лушников в одном месте спугнул зайца. Тот кинулся косогором и скрылся из виду. Сорока в отдалении зашлась криком. Должно быть, заметила беглеца и решила поиздеваться вдогонку. Либо это мог быть человек.

Лушников затаился, припав к дереву и глядя вниз, но так никого и не дождался. Потом обошел густой подлесок, делая крюк и удаляясь от косогора, и снова вышел к лощине, оказавшись в тылу у поста наблюдения. Оперативники сидели в небольшом углублении, под пихтой. Среди зарослей виднелись их спины. Подчиненные его не заметили. Вероятно, увлеклись разговором. Лушников наступил на валежину, хрустнул сучком, пугая молодых лейтенантов. Те обернулись. На лицах страх.

Майор нырнул к ним в укрытие и стал бормотать вполголоса:

– Один смотрит вперед – другой назад. Хоть лежа, хоть стоя… Тогда вас не застанут врасплох.

Ребята молча соглашались. Лица синие. Застыли без движения.

– Идите в машину, погрейтесь, – велел майор. – Я один посмотрю. Потом по графику.

Оперативники поднялись и пошли в полный рост к базе.

Тихо под пихтой. Мягко. Внизу темнеет меж деревьев тропинка. Можно век просидеть здесь и никого не дождаться, если браконьеров опять предупредили. Такое уж было… И трижды будет. И четырежды. Время такое… Минули вот уже сутки, как сводный отряд торчит в лесу.

Тропинка внизу пряталась за деревьями. Никого. Пост могли давно обойти. Но сорока вдруг опять всполошилась, прогнав дремоту, – спасайся кто может!

Интересная птица: что видит, о том и кричит. Лушников перехватил винтовку у ствола под ремень, отполз от косогора. Затем поднялся и двинул в сторону сорочьего треска. И вскоре увидел внизу, среди редких высоких осин, нескольких человек. По привычке стал считать. Полтора десятка набралось. Каждый тащил на себе мешок, оружие. Лучшего места для задержания не придумать.

Пригнувшись, он отошел от косогора и стал монотонно проговаривать в микрофон. Видит столько-то. Поднимаются вдоль ручья и скоро будут. После этого велел разделиться на две группы и залечь у тропы – у схода в лощину. Рассеяться и ждать.

Браконьеры двигались кучно, не растягиваясь. Пропустив их, Лушников стал опускаться в лощину, стараясь не задевать ветки.