Антон Ерхов - Європа

– Было дело, – сказал вдруг Изотов, – не забирал пайки очень долго, то забывал, то ещё что-то. А потом – выдался свободный день – почему бы и не сходить?

Он замолчал, будто ждал подтверждения. Игорь кивнул. Действительно, почему бы и нет.

– Нахожу ихнего зава, – продолжил Изотов, – объясняю что к чему. Заведовал там совсем молодой пацан – шустрый такой, и всегда с калькулятором, два на два и то в уме умножить не смог бы. Находит меня в списках, и считает. То-сё, складывает, умножает. Получается двадцать три. Собирает банки, всё в порядке. И тут я решил сам пересчитать, сколько мне положено. Прикинул в голове, получилось двадцать девять. Стоп, говорю, как ты двадцать три насчитал-то? Ну, как же, отвечает он, и давай на калькуляторе пересчитывать. Медленно, показывает мне всё: вот прибавляю, вот умножаю. Потом жмёт «равно» и, ёб твою мать, на экране – двадцать три. Ни фига себе! Беру листик с ручкой и считаю в столбик, ни хера не двадцать три… Слышь, говорю, дай-ка сюда свою машинку. Знаю же наверняка, что должно быть двадцать девять… Хватаю калькулятор, нажимаю девятку – на экране «тройка», жму шесть – получается «о» с чёрточкой, как у вьетнамцев… Оказалось, что палочка вертикальная не работает, не горит. Вот так и наёбывал нас, на пару с калькулятором-сообщником, – завскладом вздохнул. – Хотя, может и не нарочно.

Он бросил окурок в измазанное краской пластмассовое ведро.

– Это я к чему… Чтобы не было – глянь в базе, там всё уже провели – без документа с печатью ничего со склада не уйдёт. Мы тут только бумажкам доверяем. Надёжней средств ещё не придумали.

– Закругляйтесь, – громко сказал охранник. – Я буду закрывать.

– Да погодь ты, – отозвался кто-то со склада, – сейчас машина приедет.

– Когда приедет, тогда и откроем.

– Уже приехала, выворачивает. Вот накладные.

К охраннику подошёл грузчик (из некурящих), протянул бумаги.

– Что тут? – спросил Корсик и тоже шагнул к охраннику.

– Что там? – спросил Изотов.

– Да мелочёвка всякая, но дохренища.

– Наше есть что-нибудь? – поинтересовался Ждан.

– Газовые колонки. Так что – далеко не уходи.

Вообще-то принимать технику должен был или завотделом, или старший продавец, но, как правило, занимался этим дежурный. Даже подпись ставил свою. Принял-фамилия-дата.

– Блядь, – усмехнулся Изотов, глядя в накладную. – Ну мы и торгуем. Стингеры, юнкерсы.

Одни – «беспородистые» вентиляторы; другие – вполне «породистое» газовое оборудование.

Утром Игорь продал колонку юнкерс пенсионеру, оказавшемуся, несмотря на все признаки – шерстяной берет (не важно, что на улице ещё тепло), седую бородку, набор ручек в нагрудном кармане – не «профессором» и не «кулибиным».

«Цена, – сказал он, – это не главное. Надо, чтоб хорошая была».

«Тогда – юнкерс. Три модели, на этой полке».

«Тот самый юнкерс? – насторожился пенсионер. – Который бомбардировщики делал в войну?»

«И да, и нет», – ответил Ждан. И пересказал прочитанное в журнале на инфо – «Техника дома» или «Выбираем технику» (их бесплатно приносили раз в неделю): про Хьюго Юнкерса, открывшего ещё в конце девятнадцатого века фабрику водонагревателей (первую в мире); про то, что из-за кризиса в начале тридцатых фабрику пришлось продать бошу; что после прихода к власти нацистов, не поддержавший их Юнкерс был вынужден отдать самолётный завод и все патенты государству – самого же Хьюго поместили под домашний арест; в пятидесятые Львовский завод газовой аппаратуры выпускал котлы по чертежам юнкерса («Мне газовщик расхваливал львовские», – кивнул пенсионер); до конца восьмидесятых колонки юнкерс шли только на внутренний немецкий рынок.

«А чем эти три модели отличаются?»

(«Некоторым, – заметил Чижов, – нужна техника с историей». )

– Туда не влезет! – крикнул кто-то.

– В бабу влазит, а тут не влезет? – крикнул Изотов в ответ.

– Идёшь сегодня фейерверк смотреть? – спросила Лисицина.

Самой неприятной работой Ждан считал «мониторинги». Благо проводили их не часто – раз в пару месяцев. Заковыристое словечко означало переписывание цен у конкурентов. Тебя направляли в какой-нибудь супермаркет, иногда – здесь, на Космонавта Добровольского, но чаще – надо было ехать (метро, маршрутка) в один из филиалов; начальство, видимо, полагало, что все соседи друг друга знают: выходят по утрам из одного автобуса, а дальше – кто в «Цифровой центр», кто в «Аудио-Видео», кто в «Дом Электроники»; в обед – снова собираются вместе, например, в «Штурвале»; любой продавец-конкурент увидит тебя в своём супермаркете и сразу же вспомнит; поймёт, что никакой ты не Йозеф Леман, и не Ганс Будайт: «Шпионим, значит? Подсматриваем? В блокнот записываем?»

Новость о предстоящем «мониторинге» («Всего два дня: кто-то сегодня, кто-то завтра») отдел воспринимал так же, как очередную «волну» тайного покупателя, если не хуже: «менеджерам нужно, им и флаг в руки», «полдня на какую-то херню», «а проезд нам оплатят?» Андрей, впрочем, никогда не обращал внимания на эти замечания и вопросы. «Съездить нужно в „Комфорт“ на Студенческой и в „Мир бытовой техники“ на Спортивной, – спокойно продолжал он. – С каждого – минимум двадцать позиций. Пишем только свою технику». Авэшники расказывали, что их Левич каждый раз тратил пару минут, чтобы успокоить недовольных: «Быстро смотались, вернулись и забыли. Заодно сделали доброе дело. Полезное… А насчёт того, что кто-то тут бомбит, пока кто-то переписывает – так завтра они поедут, а вы останетесь бомбить».

В «мониторингах» Игоря смущало не потерянное время – часа три-четыре («Без продаж, – напоминал Олейников. – Без продаж»); и не сама поездка – временами очень хотелось выбраться из зала (пусть и по работе), особенно, когда день «ни о чём», – смущала какая-то полулегальность мероприятия. С одной стороны – ничего противозаконного, статьи «переписывание цен» нет ни в административном, ни тем более в уголовном кодексе; с другой стороны – делать это надо было натихоря, не привлекая внимания, оглядываясь на охрану – в общем, что-то всё-таки нарушалось.

Проще всего «мониторился» «Комфорт». Тамошние продавцы попросту игнорировали зашедших на отдел. Смотрите, читайте инструкции, включайте вытяжки, выключайте телевизоры, хотите – пляшите и пойте – только не мешайте смотреть кино, дремать и раскладывать «косынки». Даже охранники и те выглядели как байбаки осенью – казалось, ещё чуть-чуть и позасыпают – свалятся кто где («Амёбы», – говорил Шевель. Или «молекулы»).

Корпоративным цветом «Комфорта» был салатный – наверное, в этом и причина всеобщей расслабухи: бледно-зелёные стены, ценники, вывески, указатели успокаивали нервы, располагали к отдыху-релаксу, мечтаниям – но никак не к работе. Да и на покупателей обстановка действовала не лучшим (для продаж) образом – погуляли, посмотрели, отдохнули и ушли. Как выживала эта сеть (два супермаркета и салон связи) – загадка.