Николай Нуждин - Кали-Юга. Повесть-эссе

© Николай Нуждин, 2019

ISBN 978-5-4496-4991-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

23 января 5193 г.

Осталось 426807 лет.

Добрая Кали-Юга бесплатно лечит убогих органиков электрошоком.

«Самогонки».

Где мы? Да, где мы потерялись или остались? Где тот пламень, что сжигал сердца в золу и нервы превращал в труху, всего лишь каких-то десять-пятнадцать лет назад? Где то залихватское чувство безграничного могущества, которое позволяло не обращать внимания ни на разбитые губы, ни на мороз, ни на жару, ни на снег с градом. Это чувство повелевало тобой, когда ты в ночь, в буран шел постоять под окошком своей любимой до тех пор, пока в нём не погаснет ярко-жёлтый электрический свет.

Да, постарели, обрюзгли или же наоборот, стали взрослее, мудрее, степеннее. На улице метёт, но выходить никуда не хочется, даже за булкой белого хлеба, которого очень хочется красавице-жене. Она сидит рядом. О чём-то бормочет телевизор. И тепло, и уютно. Кот, насмотревшись в окно на погодные катаклизмы, свернулся в «собаку» и смотрит сны про тучные стада деревенских мышей.

Пёс тоже спит, тихонько гавкая во сне и дёргая всеми лапами. Он тоже смотрит сны, но только про зайцев, перепёлок и прочую живность, пасущуюся на полях вечной охоты. Когда-нибудь мы будем охотиться там вместе, если, конечно, туда вообще пускают людей.

А жизнь несётся час за часом как скорый «Москва – Воркута», лязгая сцепками и покрикивая утробным могучим рёвом на полустанках. И несётся он неведомо куда, но предположительно в тупик, из которого нет выхода. Многим кажется, что поезд летит в пропасть, где рельсы словно перекушены и вывернуты под немыслимыми углами. Тогда состав срывается с невероятных градусов, рвётся как тонкая нитка, искрит колёсами, из топки взметается пламя. Котёл взрывается, состав падает в глотку пропасти. Всё. Конец.

И не ходить уже в сабельные атаки. Не бросаться грудью на амбразуру ДЗОТа, не сидеть у костра под гитару, не взмывать в небо на краснозвёздном самолёте.

Ты ведь помнишь, как всё было.

Тогда было не так страшно. Пусть танковые колонны и рассекали стрелы столичных проспектов. Пусть БТРы и давили зевак. Страшна была эпоха.

…у каждой эпохи свои кошмары. Античность ужасалась природных катаклизмов, приписываемых играм богов; необъятного Космоса, пугавшего своей неизмеримостью.

Просвещённый Рим страшился непредсказуемых опасностей, таившихся в лесах, пустынях, в горах и в глубинах «Mare Nostrum». В общем там, где ещё не прошлись римские манипулы, и где рядовой гражданин оставался один на один с неизвестностью. Всё же, что было исчислено, взвешено, разделено и, признано годным к употреблению, становилось скучным и обыденным, – будь то боевые слоны Ганнибала или воинственные африканские женщины.

С проникновением в умы христианства сменилась и эпоха, кошмары стали новыми, доселе невиданными и неслыханными. Всё Средневековье прошло под знамёнами пришествия Антихриста и Конца Света (О! Да здравствует Средневековье! Ты с нами!). Страшный суд ждал за каждым углом и каждую минуту. Глобальная турецкая напасть олицетворяла собой заговор Сатаны, его воинственные полчища и погибель всего крестного мира. Янычарами пугали ребятишек и католических величеств.

Страх смерти был не просто страхом смерти от войны, голода или мора. Это страх адского пламени, погибель в лапах Сатаны. Такая вот экзистенциальная проблема. И костры запылали…

С Ренессансом появляется крайний индивидуализм и наружу вырывается разрушительная сила страсти и жестокости. Смена эпох заставляет испытывать боязнь нового и неожиданного. Но более всего эпоха боялась одиночества. Одиночества своих страстей и насилия своего эгоизма. Человек начинает страшиться самого себя, а вместе с ним его начинает страшиться эпоха.

Колесо провернулось. Костры Священной Конгрегации инквизиции были потушены паровыми помпами, а электрический свет разогнал привидений. Мир стал мельчать. За океан уже можно было добраться за несколько дней. «Гардиан», «Таймс» и «ВЂдомости» рассказывали, зевающему от скуки читателю, о событиях в Африке, произошедших буквально вчера.

Кошмары Нового времени росли вместе с наукой и экономикой. Социальные проблемы вызывают гнетущие страхи за своё будущее и будущее своих детей, а иногда уже и за настоящее. Медицина улучшается. С ней же улучшаются и болезни. Жизнь становится призрачно хрупкой. На этой волне кошмар непонятного «изма» захватывает планету. А за ним «измы» начинают множится и разбухать как на дрожжах. Коммунизм, фашизм, нацизм. Опять полыхают костры. Сначала из книг, потом из их авторов, кто остался. Всё снова предвещает конец света. Но не успело человечество как следует испугаться, как тринадцатикилотонный «Малыш» и двадцатикилотонный «Толстяк» ввергли биомассу в состояние перманентной и непрерывной истерии. Кошмар атомной бомбы стал самоубийственным в самом буквальном смысле этого слова.

Есть кошмары и у нашей дорогой Кали-Юги. Скорее даже не так. Сама Кали-Юга стала кошмаром. Радиоактивность, химическое загрязнение, грязная вода, не менее грязный воздух, нехватка не менее грязного воздуха, озоновая дыра, успехи генной инженерии, вырубка амазонских лесов, перенаселение, астероиды, кометы, голод… Ну и на этом фоне мелочи вроде экономических кризисов и взрывов химических заводов, не говоря уж о массовых отравлениях продуктами питания – кажутся сущими пустяками. Жду возрождения старой традиции отмечать все неприятности кострами, сначала из книг, потом из людей. И как бы я не пытался уверить себя, что этого больше не случится, что мы уже повзрослели, цивилизовались, стали культурнее; неприятный маленький чёртик так и шепчет – не надейся, они запылают.

Есть ли в таком случае у меня или у тебя завтрашний день? Или уже пора обозреть всю свою жизнь единым взглядом? Если успею. До конца Кали-Юги.

3 октября 5174 г.

Осталось 426826 лет.

Танки шли. Ещё один кошмар. Шли ровной колонной. Потом рассыпались трёхрядной ступенькой и открыли огонь. Пара вертолётов шуршала в небе, облетая здание. Залп! Попадание. Будто кино, на экране шли последние новости. В столице опять стреляли. Может по радио что-то хорошее, доброе. Ну хотя бы «Лебединое озеро». О! Благословенное Радио! Да будешь пребывать ты во веки веков! Радио меня всегда спасало. От шизофрении, от паранойи, от меланхолии и суицидальных склонностей. Как приятно в темноте глубокой ночи крутить ручку приёмника и слушать, слушать, слушать…