Олена Притула - В гору на коньках

Дрожа от ужаса, еврей Александр Абент отнес свои бумаги и золото этим парням – беззубым, злым, с томлением в глазах и вывернутыми от жеманства конечностями. Через неделю он вернулся, чтобы получить свое. Длинные языки не ошиблись. Все было сделано в лучшем виде. Саша не вернулся в детский дом.

Александр Авакумович Авентин, русский по национальности, смешно семенил по площади в сторону педагогического техникума. Лакированные каблуки звонко цокали по деревянному тротуару. Сальные сосульки на лбу подскакивали в такт его шагам.

Шутки, которыми его провожали новые знакомые, разносились эхом на много километров вокруг. Александр Авентин вжимал голову в плечи от стыда и страха. В руках у него был пакет со всеми вещами, а в кармане летней полосатой рубахи новые, только что сделанные документы.

К рассвету нового дня Александр Авентин пришел к дверям училища. Раздумывая, как сложится новая жизнь, которую он себе купил, прикидывая, что с ним сделают, если поймают, он уселся на гладкие каменные ступеньки и стал дожидаться открытия, бессмысленно таращась куда-то вдаль.

Через пять лет Александр Авентин уже работал учителем труда в школе имени Аркадия Гайдара. О, что это было за время! Он не вникал в их лица, имена, ставил четверки и пятерки. Звонок звенел, и Александр Авакумович (Авакумыч, как звали его учителя и ученики) водружал на парту посреди класса гладкий, отшлифованный табурет и говорил одно слово: «Повторите».

Мальчики принимались копаться в грудах брусков, стамесок, киянок. Он заготавливал тридцать комплектов деревяшек рядом с каждой партой и оставлял один для себя. Сорок пять минут Авакумыч делал табуретку, кряхтя, потея, но не произнося ни слова. Ученики смотрели и делали ту же табуретку. Это приносило мир его душе: вдыхать неповторимый, свежий запах, ощущать между пальцами приятное, живое, податливое дерево.

Александр Авакумович Авентин двадцать лет строгал табуретки в своем кабинете. Жил он там же, в школе, в смежной с завхозом комнате во флигеле. У него была отдельная дверь и зарешеченное окошко.

На сорок лет Александр Авакумыч сделал себе роскошный подарок – установил в своей каморке самодельный верстак. Огромная конструкция перекрывала почти всю комнату. Спать теперь Александру Авакумовичу придется на раскладушке под верстаком, как в каюте. Он приволок рубанок, пассатижи, клещи, пилу. Прибил для них крючки и полки. Потом вернулся в кабинет труда, принес опилок, оставшихся с урока, и разбросал их по полу.

Какое это было наслажденье! Александр Авакумович лег на пол, поерзал животом по мягким, пружинящим опилкам, зарылся в них лицом, руками подгребая опилки под себя, словно плавал. Авакумыч остался доволен. Он закрыл глаза. Стружка ласкала его, успокаивала, гладила. Деревянная пыль попадала в ноздри и приятно щекотала шершавые пятки. От восторга Александр Авакумович тихо рассмеялся.

– Простите, товарищ, – услышал он голос у себя над головой.

Авакумыч вздрогнул и сел на полу. Голос принадлежал женщине. Невысокая, плотная, как бочонок меда, а ноги худые. У нее были остриженные соломенные кудри, нахальный вид и маленькая грудь. Волосы напоминали опилки. Она понравилась Александру Авакумовичу.

– Че? – Устыдившись, что его видят в таком положении, спросил он гостью. Авакумыч заметил, что лет женщине тридцать с небольшим, у нее карие глаза, аккуратный нос и красивая осанка. Она была похожа на украинку или на казачку с Дона.

– Меня зовут Лиля. Где мне найти завхоза? – спросила женщина. Про себя она отметила, что у мужчины приятные синие глаза, а над потертой веревкой, заменяющей ремень, валиками нависают круглые бока.

– Я не завхоз. Завхоз будет в десять, – сказал Александр Авакумович, констатируя свою незавидную судьбу.

– А можно я здесь подожду? – Спросила Лиля.

– Ждите, – ответил он. Никакого раздражения не отразилось на его высоком челе. Кашляя, Авакумыч поднялся с пола и равнодушно пожал узкими плечиками.

Сидеть можно было или на верстаке или на раскладушке. Лиля выдвинула раскладушку, аккуратно расправила строгую темную юбку и уселась на вымытую временем зеленую ткань. Она бросила быстрый взгляд на миниатюрные часики: «Полтора часа» – выдохнула Лиля. «Полтора часа» – повторил Авакумыч и уставился на носки своих вельветовых тапок.

Через полгода Лиля и Авакумыч поженились. Сангвиник и меланхолик, крайний верх и крайний низ. Лиля оказалась энергичной и деятельной.

Она родилась в Екатеринбурге в 43-м. Ее родители, педагоги, были заучками с возвышенными идеалами, безумными мечтами и бардаком в комнате в коммунальной квартире. Гоняющие чаи по ночам, не дающие спать маленькой Лиле. Замкнутые на себе и своих идеалах, близорукие, неприспособленные к жизни мечтатели.

До Лили у них была дочка – Маша. Старшая сестренка погибла в 44-м. Лиля ее как бы заменила. Их сравнивали. Вот Маша никогда бы так не поступила (откуда они знают, ей было 3 года, когда она умерла). Мертвая Маша витала в затхлом воздухе комнаты фантомным первообразом, недостижимым совершенством. Маленький осуждающий бог в безрелигиозном мире. Сколько Лиля себя помнила, она старалась наружу и злилась внутри.

В детстве иметь новые колготки было радостью, мясо – блаженством. Родители отщипывали треть своей порции и давали ей. Это помогло Лиле вырасти здоровой. Еда равнялась счастью. Счастье сесть за шкафом, положить на пол подушку в грязной наволочке, с непонятно кем и когда вышитыми васильками, и есть бутерброд: черный хлеб, лист капусты, тонкий кусок сала и соль. Можно есть долго и вдумчиво, пока тебя обнимает мягкая темнота.

Потом к еде добавились стихи. Стихи как разыгрывающаяся перед тобой красочная картина. Целый яркий мир с интригами, переживаниями. Неподдельный экстаз теснит твою девичью душу. Здесь ты и Керн, и Гончарова, и Полина Виардо. Гуляешь по сумрачным зимним аллеям в красивой меховой муфте и атласном платье, танцуешь на балах, и душа замирает от предчувствия прекрасного.

Первую любовь звали Володя. Он был зеленоглазым, широкоплечим и мог тридцать раз подтянуться на турнике. Володя громко пил, раскатисто смеялся и стрелял глазами. Лиля сразу отдала ему сердце.

Володя был женат. Не на зашкафной Лиле, а на отличнице, на девушке из института, смелой, спортивной, поражавшей высоким ростом и тугими формами. Африканская львица. Сильная, пластичная, солнечная. У них рос сын. Лиля решила: чтобы победить львицу, ей надо стать отличницей. И стала. Поступила в институт на филолога. Принесла ему золотую медаль как сорока в клюве. В награду за труды Володя лишил ее невинности. Увлек за руку по разбитым подвальным ступенькам в темный угол. Он сделал все быстро, как зубы почистил. Он торопился, а в конце поцеловал ее в макушку – смачно, с чувством.