Светлана Богданова - Клуб сочинителей эротики. Главы и интермедии

Максим спустился вместе со всеми в гардероб роскошного старинного особняка, где каждый субботний вечер собирался Клуб Сочинителей Эротики. Заседания длились три часа, все это происходило с благословения дядюшки Председателя: его, дядюшки, компания владела этим особняком еще с девяностых. Несмотря на окружающую роскошь интерьеров, на мраморную лестницу, на прелестные темные дубовые перила и латунные шарики дверных ручек, несмотря на необычный чугунный пол вестибюля и изогнутые светильники, гардероб выглядел по-советски бедно. К грязно-белым стенам, покрытым неровной штукатуркой, были прикручены светлые меламиновые доски под бук, из которых торчали алюминиевые крючки. На этих-то крючках и «вешались», как говорил охранник особняка, «поэты».

«Господа поэты!» – обращался он к ним, когда те входили в особняк и направлялись к парадной лестнице. – «Вешайтесь в гардеробе!» Все это он произносил с таким кинематографическим лоском, что трудно было ни приосаниться и ни кивнуть в ответ с достоинством: «Да-да, конечно!» Когда же сочинители эротики покидали здание, охранник открывал им старинную дверь подъезда, украшенную витражом, и деловито напутствовал: «Будьте здоровы, господа поэты, не болейте и обязательно возвращайтесь к нам в следующую субботу!»

На этот раз Максим был погружен в свои мысли, и потому, когда он столкнулся лицом к лицу с Кариной Лютой, поэтессой, которая тоже состояла в клубе, но до сих пор еще ни разу не выступала на собрании, он как-то машинально взял у нее из рук пальто и помог ей одеться. Сцена была неловкая, поскольку Карина явно ни от кого не ждала подобной галантности, и долгое время боролась с сумочкой, мешавшей ей вдеть руки в рукава. Наконец, пальто было поддалось, и под обычное слащавое воркование охранника Максим и Карина вышли на улицу.

Было уже темно. Вдоль бульвара несся пронизывающий ветер, снег колол глаза. Максим, сам не понимая, зачем, предложил Карине дойти до ближайшего кафе, которое слыло недешевым, но уютным, и поговорить о литературе. Карина согласилась – тоже, видимо, не понимая, зачем. Они зашли в кафе, потопали ногами, чтобы стряхнуть налипшую на обувь слякоть, затем снова последовала сцена с пальто, на этот раз, гораздо более непринужденная. И когда Максим и Карина уселись за столик, они вдруг поняли, что обсуждать им, по сути, нечего.

Они не знали друг друга. Они не знали ни работ друг друга, ни литературных вкусов друг друга. Все это могло бы стать прекрасной основой для легкой беседы ненастным вечером в выходной. Но сложность заключалась в том, что устав Клуба не позволял им общаться на подобные темы. В Клубе можно было только читать вслух, в редких случаях – делиться друг с другом распечатанным текстом, но это лишь с позволения Председателя. Тот же полагал, что «чистота» влияния друг на друга у писателей эротики должна быть «стерильная», то есть, члены Клуба имели право вдохновлять друг друга только теми сочинениями, которые были вслух прочитаны на заседаниях, и больше ничем. Все человеческие контакты между теми, кто состоял в клубе, были запрещены.

А потому, оказавшись вне клубного пространства, на улице, а потом в кафе, ни Максим, ни Карина не знали, как им взаимодействовать друг с другом. Они наперебой позвали официантку и так же наперебой заказали кофе. Он – ристретто, она – латте. Наступила пауза. Затем появились спасительные чашки. Оба пили свой кофе так, словно он был лекарством от всех несчастий.

«О чем, если не об этом?» – спросил Максим, наконец, прекратив отхлебывать муравьиными наперстками свой невероятно крепкий и кислый, как лимон, ристретто. Карина сразу же поняла.

«Похоже, нам вообще нельзя общаться», – с усмешкой сказала она. У нее были глубокие темные глаза и полные губы, а кудрявые волосы приятно падали на щеки, делая лицо темным, узким и загадочным.

«Если мы хотим следовать правилам, то нельзя», – Максим почувствовал, что с этими словами он как бы скопировал усмешку Карины. Он будто на мгновение превратился в ее отражение, ощутив на своем лице ее смугловатую кожу и щекочущие шею локоны. Карина, слава богу, не заметила этого превращения, Максим был полной ее противоположностью: высок, сухощав, русоволос. Она вообще его не видела. Кажется, она была смущена, а потому старательно изучала молочную пенку на остатках своего уже почившего латте.

«А мы хотим следовать правилам?» – медленно произнесла она.

«Меня зовут не Максим», – горячо заверил он ее.

«Постойте», – она попыталась прекратить все это, но нет, никакая сила уже не могла его остановить.

«Меня зовут Алексей. И я журналист. Писательство – вернее, графомания, – это то, с чем я никак не могу совладать. Буквы постоянно сыплются из меня, и мне совершенно все равно, о чем писать», – тараторил он.

«Погодите», – она опять хотела его остановить, и на этот раз он остановился. – «Вы хотите сказать, что не чувствуете в себе призвания писать эротику?»

«Я вовсе не это имел в виду!» – воскликнул он, и тут же заметил, что официантка опять направляется к их столику. Она выросла перед ними – серьезная и непреклонная, и он попросил ее повторить заказ. Карина удивленно посмотрела на него, но он прошептал ей: «Я вас угощаю».

«Так что же вы имели в виду?» – спросила Карина, когда официантка исчезла за стойкой.

«Я имел в виду, что мне нравится писать эротику. Но мне нравится писать и самые разные тексты, совершенно другие, иногда даже откровенно скучные».

«Например?» – губы Карины слегка задрожали, она медленно улыбнулась. Когда он заметил эту улыбку, у него словно гора упала с плеч. Невероятно, это невероятно, что она улыбнулась. Какое счастье, подумал он.

«Например, статьи о технике, об играх, об экономике…»

«Странно. Ведь это очень разные тексты», – заметила Карина.

«А вы? Что делаете вы, когда не пишете эротику? Как вас зовут?» – спросил Максим.

«Меня зовут Карина. Но, конечно, фамилия у меня не Лютая, это мой шуточный псевдоним», – она продолжала улыбаться, и он ощущал какой-то странный подъем, острую радость от того, что они сидят с ней вместе здесь, что решили выговориться, что молчание последнего года по поводу Клуба и всех его правил, наконец, было нарушено. – «Я только и делаю, что пишу стихи. И это эротические стихи. Я ни разу не решалась читать их в клубе, потому что у меня ощущение, что я одна там пишу стихи. Кроме того, в клубе есть еще только две женщины, кроме меня, остальные все – мужчины. И я не чувствую себя уверенной в этой компании. Да и женщины эти… Другие…» – она замялась.

«Да они лесбиянки!» – воскликнул Максим.

«Ну, да, кажется, лесбиянки», – кивнула Карина. – «Так что мне вообще как-то не по себе. Как будто я там совсем одна».