Светлана Богданова - Клуб сочинителей эротики. Главы и интермедии

«А на что вы живете?» – спросил Максим, и тут же осекся. – «Извините, я лишь хотел спросить, кто вы по профессии в обычной жизни».

«Я никто», – Карина пожала плечами. – «Я просто пишу стихи. А живу я на деньги, которые заработала когда-то, когда была главным бухгалтером».

«А вы можете прочитать мне ваши стихи?» – попросил Максим.

«Вы знаете, у меня странная особенность. Я не могу запомнить свои стихи. Они какие-то… не запоминающиеся для меня. Вроде бы, надо, чтобы хорошо выступить перед публикой. Но я не могу».

«Обещайте мне, что вы прочтете стихи на собрании через неделю… И – по-моему, можно читать с листа или с гаджета, все же так читают», – вдруг сказал Максим.

«Ну, все, кто пишет прозу. А я-то – нет. И потом. Я не могу. Я не готова», – улыбка пропала, теперь Карина была очень серьезна.

«Пожалуйста. Вы очень поможете мне двигаться дальше. Я не знаю, что мне делать с моим «Эротическим Цирком». Мне нужно вдохновение. Мне кажется, вы могли бы меня вдохновить на продолжение».

«Максим. То есть, Алексей», – начала было Карина, но он ее перебил:

«Леша, просто Леша. Только не в Клубе, а здесь, за его пределами».

«Леша. Лешенька. Это не честно. Вы на меня давите. Вы на меня слишком рассчитываете. Это огромная ответственность. А ведь мы с вами совершенно незнакомы. И не должны знакомиться. Мы не должны были здесь сидеть и разговаривать».

«Но идея Клуба как раз в том, чтобы вдохновлять друг друга. Эти чтения… Они для того и проводятся, чтобы можно было создать определенную культурную среду, контекст, как сказал Председатель…»

«Да, но вы просите меня прочитать стихи на собрании Клуба, а при этом мы с вами сидим в кафе и нарушаем правила Клуба, его устав. Нас за это могут исключить, не опубликовать в первом эротическом альманахе… А вдруг они закроют нам путь в серьезные издания… Я, конечно, ни разу не публиковалась в серьезных изданиях. Да и вряд ли буду: кто напечатает эротические стихи? А я больше ничего писать и не умею… Но все равно, мне как-то не по себе. Ведь наш Клуб – это единственная возможность для меня общаться с себе подобными…» – Карина явно была расстроена. Максим не мог удержаться. Он мягко накрыл ее руку своей. Она вздрогнула, он убрал руку, она улыбнулась, и он снова прикоснулся к ней, на этот раз просто легко погладив ее пальцы.

«Не огорчайтесь, пожалуйста. Вы такая красивая. У вас такая улыбка! Мы ведь никому не скажем о том, что мы здесь говорили. Это будет наш секрет. Никто из членов клуба не узнает об этом кафе, о том, что мы познакомились, то есть, по-настоящему познакомились, обо всем… Но я вас умоляю. Прочитайте в следующую субботу ваши стихи! Я хочу, я хочу их слушать. Я хочу, чтобы вы читали. Я умираю от любопытства, это удивительно, вы пишете только эротику, вы – сама эротика, и при этом… Вы какая-та другая», – вдруг заявил он, вглядываясь в ее лицо.

«Какая?» – она серьезно смотрела ему в глаза, прямо в глаза, но как-то легко. Никакого напряжения. Теплая волна, открытость, полное доверие. Неужели в нашем возрасте вообще возможно доверие?..

«Глубокая. Вы не играете в игру. Вы не должны играть. Вы пишете от сердца, из глубины, откуда-то… Не знаю. Я, конечно, не читал. Не слышал. Но я предполагаю, что вы другая», – взволнованно вещал он и чувствовал себя героем какого-то старого романа. Почему он так говорит с ней? Почему он каждый раз говорит с людьми по-разному? Зачем он так меняется во время общения с другими? Каков он на самом деле? Кто он такой? И почему он позволяет себе изрекать то, что не скажет теперь даже последний школьник, пытаясь понравиться современной девушке… Он что, настолько крут, что уже не боится штампов?

«Странно. Откуда вы знаете», – задумчиво произнесла она – так, словно и впрямь поверила ему.

«Счет, пожалуйста!» – вдруг обратился он к вновь подошедшей официантке. – «Пойдемте, я хочу вас проводить», – шепнул он Карине на ухо.

«Нет, нет, мы не должны. Давайте просто договоримся встретиться в субботу. Это все, что я могу. И большего не ждите, пожалуйста», – Карина взяла свое пальто, когда он снова пытался за ней поухаживать, и на этот раз ловко надела его сама, несмотря на сумочку, которая по-прежнему была у нее в руках. Максим почувствовал опустошение. Ему показалось, что у него только что забрали что-то важное, что он потерял какую-то особенно дорогую вещь, может быть, фамильную драгоценность, может быть, дом, может быть, смысл всего. Пустота была тянущая, как боль. Но он ничего не мог с этим поделать.

«Всего хорошего», – мягко сказала она, когда они вышли на бульвар. И сама дотронулась до его руки. – «До субботы»,

«До субботы», – растерянно пробормотал он и, щурясь, долго смотрел в желтовато-синюю морось, туда, где еще недавно стояла Карина, и где теперь не было никого.

Это был еще один нелепый ноябрьский день, когда все казалось каким-то новым, мутным, не проработанным до конца, окружающее словно было отделено полупрозрачной завесой, слегка искажавшей цвета и очертания предметов. Максим решил выйти из дома с утра, чтобы немножко привести в порядок чувства. Ему не сиделось дома, он был слишком взволнован. Впрочем, погода не располагала к прогулкам, поэтому он сразу же собрался в какое-нибудь кафе, чтобы посидеть там с ноутбуком и пописать – что угодно, хотя бы и эротику. Всю неделю ему не писалось, и он корил себя за то, что, если вдруг на заседании Клуба никто не возьмет слова, то и он сам смолчит и не вызовется заполнить паузу, как это было уже несколько недель подряд.

Действительно, последние пять или шесть суббот Максим брал слово, убедившись в том, что никто пока не готов показать коллегам свои новые эротические опусы. Он читал медленно, вдумчиво, с выражением, и выходило, что весь Клуб собирался лишь для того, чтобы послушать очередную главу его «Эротического цирка». Когда-нибудь, думал Максим, им это надоест, и Клуб будет распущен. Что очень и очень жаль. Или нет? Или не жаль?

Все равно это произойдет не сегодня. Сегодня, наверное, выступит Карина. Всю неделю он вспоминал их неожиданное знакомство и то, что Карина пишет эротические стихи. Интересно, какие они? Может быть, в них она запечатлела свой сексуальный опыт? Можно ли встретить в ее строчках тени мужчин, которые ее любили? Эти мысли роились в его голове и совершенно не давали ему покоя. Как только он вспоминал лицо Карины, ее губы, ее глаза, – он тут же фантазировал на тему ее поэзии. И – дальше, о ее жизни, о ее любовниках, о том, как все это выглядело на самом деле (янтарная кожа, округлые колени взметнулись вверх, пальцы на ногах странно скрючены, в полутьме поблескивает вишневый лак, ее лицо запрокинулось назад, губы сжаты, брови сведены… черт возьми, как он хотел бы на это посмотреть!)…