Олег Ока - Температура тела

© Олег Ока, 2019

ISBN 978-5-4496-4474-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– « – Больной, какая у вас температура?

– Комнатная… " —

Автобус остановился, двери открылись, и он нерешительно оглянулся на затенённый салон, в полутьме никто не стоял в проходе, желающих на выход не было, и он вздохнул с облегчением – выходить ему. Зачем-то он остановился рядом с водителем и просительно наклонил голову, но водитель равнодушно смотрел на лобовое стекло, и ему были видны только скуластая челюсть, из-за щетины кажущаяся грязной, неровно подстриженный бакенбард и низко надвинутая серая кепка.

– Я надеялся, что вы объясните мне, как найти адрес… Я здесь раньше не был, а ещё рано, народу на улице мало, вряд-ли я найду кого-то, кто покажет, куда надо идти…

– Здесь улочка отходит, неширокая. Метров триста, потом налево, ещё с пол-километра, там найдёте, – водитель говорил с неохотой, только чтобы он поскорее вышел, ему не хотелось стоять, скоро город должен был проснуться, и движение на дорогах станет активней. – Там кто-то будет, вам объяснят…

– Благодарю, – он снова наклонил голову, хотел что-то ещё спросить, но понял, что расспросы сейчас не будут уместны, всё-равно помедлил, спустился к двери, прищурившись, попытался что-то разглядеть внизу, не получилось, и, ещё раз вздохнув, он вытянул ногу, пошарил, держась за поручень, шагнул в темноту и почувствовал, как ботинок ступил в дождевую грязь.

– Удачи, – вслед ему пожелал водитель, то-ли ему всё-же захотелось сказать что-то ободряющее, то-ли просто привычка у него была такая. Дверь с шипением закрылась, автобус, покачиваясь, прошёл мимо, и его задние подфарники растаяли в туманной серости надвигающегося утра.

В прячущейся в темноте стене домов он увидел проём, наверное, та самая неширокая улочка, куда ему предстояло направиться, и где свет ближайшего фонаря мерцал где-то вдали, совсем ничего не освещая, но создавая непроглядные острые тени и полутона, в которых громоздились геометрические плоскости и объёмы. Иногда там угадывались пасти подворотен и двери парадных, иногда светлые прямоугольники зашторенных окон, где горели неяркие ночники, освещая жилища уже проснувшихся и собирающихся по делам жителей. Здесь в самом деле ещё совсем не было прохожих, но несколько раз он ощутил, как мимо него кто-то проскальзывает, почти не видный, но его видели, видимо, хорошо – ни разу не прошли достаточно близко, чтобы задеть, или хотя-бы можно было разглядеть, что это за человек.

Он прошёл, как и предупреждал водитель, метров триста, и остановился. Ему надо было свернуть налево где-то здесь, он пытался что-то разглядеть. Уже выполз после дождя холодный туман, и начавшая разбегаться темнота сменилась не чёрной, но совсем непроницаемой для взгляда мглой, пронизанной волокнами, уплотнениями и клубами не то дыма, не то влаги. Пахло ржавчиной, сырой землёй, один раз он уловил аромат апельсина, или чего-то другого, напомнившего ему этот праздничный запах…

Подойдя к углу здания, он попытался рассмотреть адресную табличку, но совсем не представлял, что будет делать, увидев незнакомое название улицы. Он увидел только угол здания, уходящий вверх, из старых, рассохшихся досок, с сосульками шелушившейся серо-голубой краски, он сделал шаг вправо, потом влево, но так и не увидел никаких табличек, зато потерял ориентировку и уже не смог-бы сказать, с какой стороны пришёл сюда. Потоптавшись в нерешительности, он с неудовольствием ощутил в ботинках неприятную сырость, всё-таки наступил в лужу, а ботинки старые, потрескавшиеся. Надо срочно сушить, подумал он, в такую погоду насморк подхватить, дело решённое.

Из серости перспективы на него выдвинулись две колеблющиеся тени, приблизились, и он напрягся от безотчётного чувства вторжения в его мир. Это оказались двое рабочих, спешащих на смену, уже уставшие от недосыпа и предчувствия тяжёлого дня.

– Спички есть, прикурить? – один приблизился в плотную, от него опустился запах ацетона, вайт-спирита, ещё какой-то гадости, с чем они имели дело на работе.

– Вот, зажигалка, бензиновая, – он будто оправдывался, протягивая зажигалку, – Не можете подсказать, я ищу отель… «У…, – чорт, как его – Глеба»?…

– С непродраных глаз не то, что спички забудешь, без штанов побежишь, – добродушно сказал человек, погружая кончик папиросы в колеблющийся огонёк.

– У меня записано, и номер дома, я сейчас бумажку достану…

– Не надо, – человек возвратил зажигалку, пальцы его, с жёлтыми квадратами ногтей, чуть дрожали, но были хорошо отмытыми, хотя по ободкам ногтей прятались тёмные полоски. Краска? – Вот он, «У спящего Глеба», отель… хм…, прямо перед тобой. Другого здесь нет. Лепёшки на завтрак у него хорошие, пышные, горячие, прямо со сковороды.

– А кофе – дерьмо, – встрял до того нейтральный попутчик, и отвернулся, словно жалея, что вмешался в чужой разговор.

– Это точно, – согласился рабочий. – Вот оно как, вот прямо, три метра, вон там вывеска видна, над дверью. Спасибо за огонёк, всего хорошего…

И они ушли, растворились в ещё не разошедшемся тумане.

В последнее время (Месяц? Пол-месяца? Иногда ему казалось, что это была вся его жизнь, он не мог сказать этого с уверенностью.) его преследовали две вещи, как будто никак не связанные между собой, да и с его жизнью тоже. Тем более, что и явления это были из разных реальностей и разных сущностей…

Один и тот-же сон с постоянно меняющимся сюжетом, но неизменной сутью, он был напоминанием о созданном его воображением мираже. Он придумал себе жену, и даже назвал её выдуманным именем свою маленькую, но такую уютную кухню. И он стал воспринимать этот уголок бытия, как человека, единственного, самого близкого существа, заранее знающего твои самые сокровенные желания. Этот сон был больным напоминанием о тихом, необретённом счастье, не зависимом от грязного обмана жизни, рождающем покой и уверенность, которые совсем не соотносились с реальностями жизни. Это была как-бы сказка, переделанная из сюжетов книг и фильмов, разноцветный витраж, где герой сам строит свою жизнь, не глядя по сторонам, только в себя и свои помыслы, не обращая внимания на сонмы тёмных сил. А когда они слишком сильно досаждают ему, он небрежно избавляется от них, ни минуты не переставая быть самим собой, уверенным в себе и своей чистоте, спокойным перед будущим, уверенным в своей удаче…

Откуда мог взяться такой глупый сон? Может быть из голливудских поделок о сверхчеловеке, знающем, что его счастье никуда от него не денется? Может быть из детских книжек, названия которых давно забылись?