Наталья Волохина - Ну ты мужик или нет? Сборник рассказов

Кривошеев стал подарком на 8-е марта моей подруге Люське, и, как потом выяснилось, всем нашей компании. Поздравлялки закончились поздно, общественный транспорт уже не ходил, такси праздничным вечером не поймать, таксисты вообще неохотно ездили в Рабочий посёлок, дороги там… не было там дорог. Ночная мартовская погодка в нашей полосе не подходила для мини юбки и капроновых колготок. Люся уже строила самый безопасный и короткий пеший маршрут до дома (и то, и другое из области фантастики), когда возле неё остановился темный, пустой рейсовый автобус не её маршрута. Люська поменьжевалась и впорхнула в салон. Свет зажегся и погас, как только дверь захлопнулась, но они с водителем успели рассмотреть друг друга.

Кривошеев был похож на молодого Бендера. Лукавый, самоуверенный взгляд, слегка развязные повадки, ироничная манера речи. И длинный шарф, обмотанный вокруг шеи. Я часто ловила себя на желании взглянуть на его ноги – есть ли там носки? Носки исправно были, но всё равно казалось, что щегольские ботинки надеты на босу ногу. Парень симпатичный: длинные, по моде, черные волосы до плеч, карие глаза, правильные черты лица, среднего роста, хорошо сложен, но с каким-то поселковым отпечатком, состоящим из смеси нагловатости, плутоватости, интуитивной, животной сметливости. Порода такая. Чем он отличался от детей рабочего поселка? Непосредственный, добрый, не циничный, не испорченный и любопытный, в хорошем смысле слова.

Когда через пару дней сияющая Люсинда нам его предъявила – подарила, он сразу всем понравился. Несмотря на несколько развязный тон, не напрягал и быстро ассимилировался. Кривошеев умел дружить. Еще, было в нем то, чего не хватало нашим интеллигентным мальчикам – практичность, хозяйственность. Смастерить, починить, организовать выезд на природу, купить пива без очереди. И никаких шоферских замашек в нашем присутствии – пошлых шуточек, мата. Однажды удивил меня. Прочитал Есенинское стихотворение, абсолютно в тему, по ситуации, очень ему подходящее: «Я одну мечту, скрывая, нежу, Что я сердцем чист, Но я кого-нибудь зарежу под осенний свист». Шла ему и дворовая песенка: «Я с детства был испорченным ребенком, на маму и на папу не похож. Снимали дамы шляпы, лишь услышат: «Жора! А ну-ка, подержи мой макинтош!»». Когда, блестя хмельными глазами чайного цвета, выводил он сентиментальное: «А свечи плачут о былом…», театральные девицы засматривались.

Кстати, о девицах, тут самое время вернуться к Люське и фамилии Кривошеева. Не туда – криво, поворачивалась его шея. Ладно бы, просто налево, как у всех мужчин, но на очень уж неудачное «лево». Весенний «подарок» сам, конечно, был не подарок, но и дамы попадались еще те. Ко времени нашего знакомства Кривошеев уже был женат и разведен. Ранний доармейский брак списывал на молодость и глупость. А с Люсиндой попал как кур в ощип. Поразительным пристрастием обладала наша рыжая от природы бестия – любила исключительно конфетно – букетный период, обожала быть невестой. Состояние невесты делало её красивой, счастливой, истерично-радостной. Но как только свадьба была на пороге – всё, резко сворачивала отношения. Причину могла состряпать самую пустячную, но переживать, как настоящую трагедию («он вышел ко мне из поезда в нечищеных ботинках»), с диким накалом страстей – актриса. Впрочем, жених Бендер обличен и отвергнут был по причине существенной и существующей – измена. Не в ту сторону во время пения повернул он свою кривую шею.

Новая птичка была серенькая. Выбирал-то он обычно девочек своего круга, вполне привыкших к пьянству и гулькам отцов, но с какими-то закидонами. Переделать бабы всегда мужиков хотят, надеются, что для них, любимых, они изменятся, но у этих еще круче выверты были. Одной – только бы невеститься, другой требовался собственный ручной Бендер.

Бендеров ручных не оказалось, не вывелась ещё такая порода. Шея поворачивала Кривошеева в сторону выпивок, компаний, рыбалки. Птичка терпела, ругалась, рожала. Он же, не только отлично водил машины, но и чинил их, так что, и пропивал, и зарабатывал прилично. Думаю, прожили бы благополучно, как большинство, если бы не Перестройка. Тут Птичка и выкинула номер не по программе – родила третьего ребенка. Время самое неподходящее выбрала. Пружина, видно, выскочила, отталкивая навалившееся: развал устоявшегося быта, социальную неразбериху, мужнину отстраненность. На общем фоне у них всё было неплохо, имелось с чего начать. Квартиру кооперативную, трехкомнатную, поменяли на дом в богатом шахтерском городе, пацаны старшие подросли, у супруга профессия востребованная, друзья хорошие. Удержать ребенком хотела Кривошеева – возле себя, от пьянства? Не вышло. Не всем дано было выдержать великий перелом, крушение привычной жизни, а может кривая дорожка уже завела моего героя туда, откуда не возвращаются. Бендер стал алкоголиком, бомжующим, опустившимся, пьющим и спящим, огражденный счастливым, хмельным неведением от непонятной, тяжелой жизни. Птичка, друзья, даже мать, сдались перед великим монстром всех времен и народов – водкой. Не повернуть в другую сторону шею и фамилию отцовскую не поменять. Ушел наш Подарок, как в своё время его папка, в пьяную смерть.

Господи! Даруй ему новую, счастливую, трезвую жизнь под новой, прямой, фамилией!

Ну, как человеку, у которого в одном месте шило, да еще и любое действие предполагает результат (лучше немедленно и максимальный), объяснить, зачем сидеть с удочкой, когда не клюёт?

– Вань! Ну, вот чего ты уже два часа тут сиднем сидишь, а ни одной рыбы не поймал?

– Не клюет, – спокойно отвечал Иван. (Он очень уравновешенный.)

– А если не клюёт, зачем сидеть? Рыбы же – нет.

– Рыба есть, но не клюет.

– Так сделай что-нибудь, чтобы клевала, – предлагаю практичное решение.

– Я делал, – так же ровно звучит в ответ, – прикармливал.

– Может, по-другому ловить – сетью, а не удочкой твоей, раз и все.

– Сетью – это не рыбалка, разбой, а мордушку я дома забыл.

– Ты ж говорил, что взял!

– Это я мормышку взял, а мордушку забыл.

– Так лови мормышкой!

– Мормышка – это наживка, а мордушка – сетка на палке.

– Может, бармаши, – блеснула я знанием рыбацкой терминологии.

Иван засмеялся.

– Чего ты смеешься? Я с дядей в детстве на рыбалку ездила, он ещё какими-то бармашами ловил, – пробурчала обиженно.

– Все. Всю рыбу распугала. Сворачиваемся.

– Это ты своим смехом рыбу распугал, – все еще делая вид, что сержусь, парировала я.

На самом деле, именно этого и добивалась. Давно уже было пора выпивать, закусывать, главное, песни петь у костра. А какие песни без Ивана. Но вопрос непродуктивности рыбалки без клева тоже волновал.