Наталья Волохина - Ну ты мужик или нет? Сборник рассказов

– В рыбалке главное не рыбу поймать, а сам процесс, – толковал Ваня. – Вот, сижу я на берегу, ни о чем не думаю, любуюсь природой – погодой, удовольствие получаю.

– Ага! Что ж тогда у Антонова нервный срыв случился, когда рыба сорвалась? Неделю ходил с растопыренными руками, всем показывал, какого размера зверюга ушла.

– Ну, рыба, конечно, тоже важно, – примирительно бубнит Ванюша.

Антонову не хватает Иванова философского спокойствия. Он рассказывает о рыбалке и зеленые глазищи фосфорически светятся, как у кота, почуявшего рыбу, так и кажется – сейчас заурчит, завоет утробно. Если долго не удается выбраться к ближайшему водоёму, Антонов ностальгирует, как поручик Голицын о родине.

– Сон видел, – рассказывает он мне во время романтической прогулки.

Как нормальная девушка я жду чего-то сентиментального.

– Рыба, – печально роняет он.

– Что рыба?

– Рыба снилась, много рыбы. Здоровенная такая, – оживляется Антон (прозвище его), – полная лодка. Я взял одну померять, она как забьется и хвостищем хлесть по руке! Проснулся – на коже засечка осталась и рыбой пахнет. Не веришь – посмотри!

Действительно виден какой-то старый шрам.

– Как думаешь, к чему это? – с надеждой вопрошает он.

– Тебе, как сценаристу, положено знать – рыба всегда снится к беременности. Не думаю, что в твоем случае это возможно, потому теряюсь в догадках, – мстительно заканчиваю я.

Одержимость рыбной ловлей несколько раз чуть не стоила ему жизни. Как-то летом, он в надувной резиновой лодке, уплыл вниз по течению на вечерний клев. Стемнело, все наши рыбаки собрались, только Антонова нет. Прошли по берегу, покричали, поаукали – нет. Выпили – закусили, стали планировать поисковую операцию. Вооружились фонарями и к реке. Тут-то он и появился. Мокрый, злой как черт, непривычно молчаливый. Только после третьей рюмки рассказал, что к чему. Не знаю, каким уж там мистическим образом лодка прохудилась, а он – на середине реки. Темно уже, плыть надо против течения. Оказался в воде, но снасти и лодку не бросает. Попал в водоворот, стало затягивать…

– Вся жизнь, за один миг перед глазами пробежала: я маленький, в белой рубашонке по траве бегу, мама, ты на меня укоризненно смотришь, – ерничал Антонов, но в глубине глаз еще темнел страх.

Из-за несоответствия тона и взгляда стало ясно, что ситуация была не шуточной. Я начала колотить Антона по груди кулаками и орать, что он, псих – ненормальный, когда-нибудь рыбам на корм попадет.

– Ну, чего ты? Все ж в порядке. Тонул я, а истерика у тебя.

Ночью пьяный Антон выкрикивал остатки страха: «Истопи ты мне баньку по белому…»

В другой раз он с инфантильным приятелем Мариком поехал на рыбалку. Дело было в марте, и лед на озере стоял непрочный, о чем все их предупреждали, но охота пуще неволи. Бедный Марик, он – то поехал за компанию, развлечься, а попал, как кур в ощип. Льдину оторвало и понесло на середину озера вместе с рыбаками, рыбой и воплями Марика. Короче, снимали с вертолетом. На вопрос: «А почему такие пьяные?» – резонно заметили: «Ты еще спасателей не видела!».

Самая замечательная рыбалка была с дядей в моем раннем детстве. Он, как Иван, млел от самого процесса, общество друг друга нас устраивало и радовало, отсутствие клева тогда меня ещё не беспокоило. Я перебирала рыбацкие побрякушки, позвякивала всевозможными колокольчиками, проводила филологические исследования: «бармаши» и «шармачи» – это одно и то же и если да, то, как они умудряются свистеть у нас вечерами под окнами, и как же дядька собирается использовать их в качестве наживки. Шармачами бабушка называла уличных хулиганов.

Впрочем, был у нас друг Володька, поддерживающий мою прагматичную точку зрения, что рыбалка – значит улов. И он у него всегда был.

– Не клюет? Не печалься, – утешал он меня, – там под корягой здоровенный сом, мы его утром обязательно добудем.

И добыл. Всю нашу ораву накормил одной рыбиной.

Да, был еще дядя мужа, подходивший к ловле рыбы, как к занятию хозяйственному.

– Приехали! – радовался он. – Сейчас щуку поймаем, Тамара пирог испечет, у неё и тесто готово.

– А если не поймаем? – недоверчиво тянула я.

– Как, не поймаем? У меня и удочка уже стоит.

– Где стоит?

– За домом.

Мы с мужем засмеялись:

– Надо топор рядом поставить, может, курица на лапшу будет, за компанию.

– У меня речка за домом, в конце огорода, пойдем, покажу.

Речка действительно имела место быть, и удочка стояла на палочке-рогатке, но данный факт никак не гарантировал, что рыба поймается, да еще щука. Но это для нас, а дядя Витя ни секунды не сомневался – рыба будет. И ведь была, точно вовремя, как тесто подошло, выловил приличного размера щуку, пообещав назавтра отвезти на настоящую рыбалку. Я сразу же согласилась, уже не сомневаясь в улове.

Думаю, рыбалка у всех для разного: медитации, драйва, трепа, пьянки, а улов у того, кто рыбу ловит.

– Ваше политическое кредо?

– Всегда!

(И. Ильф и Е. Петров «Двенадцать стульев»)

Одесское побережье плавила июльская жара. Две юные девицы дружили с матросиками, служившими на белом теплоходе, курсировавшем вдоль берега, от Аркадии до Ильичевска и обратно. Между рейсами пока матросы управлялись по хозяйству, подруги дефилировали по палубе. Снизу, через открытую дверь кто-то позвал: «Девушки, спускайтесь!». Заглянули в прохладную полутьму. Корсар. Сухой, коричневый, изборожденный морщинами, крепкий – грецкий орех. Глаз, как бусинка горит. Шейный платок шелковый. Кинжал отсутствовал, но ром был, о чем и оповестил: «Девочки, ну спускайтесь, у меня „Гавана клуб“ есть». Вышли из оцепенения, скорчили соответствующую мину.

– Не бойтесь, приставать не буду. У меня на этот счет свое моральное кредо.

Девицы заинтересовались:

– Какое?

– Дашь? Не дашь – иди к едрени матери, следующая.

Встал навстречу, предупредил:

– Осторожно! На входе лучше наклониться.

И тут же выдал байку. Море штормит, теплоход качает, матросы на входе предупреждают пассажиров: «Осторожно! Наклонитесь, можно ушибиться!». Каждый второй после вопросительного восклицания вместо того, чтобы пригнуться, стукается о притолоку. Пожилая еврейка, занимающая место напротив сходней, не выдерживает: «Бабах, да бабах! Нет уже-таки сил слышать эту пальбу! Мало шо бахают, так еще и охают, хорошо хоть воздух не портят».

Когда кавалеры отыскали своих подружек, те уже были в дым и в хлам. Бармен, трезвый, как стеклышко, успевал наливать пассажирам, своим визави и развивать тему кредо. Девчонок спас шторм. Не так, чтобы очень сильный, но в сочетании с ромом достаточный для очистки желудков прямо на палубе. Парни поговорили с барменом на своем языке – смеси одесского сленга и мата, тот предъявил им свое очередное кредо: «Чужая женщина не моя. А драить палубу – ваша работа». Перед убийственными аргументами пришлось отступить с девицами на крепких плечах. У протрезвевших авантюристок возникло подозрение, что ничего, кроме рома, им не светило, если б они даже были из «дашь». Флибустьер давно получал удовольствие от выпендрёжного стеба вместо секса.