Татьяна Демьянова - Лучшее, что есть во мне

Иван присоединился к сверстникам, но те поколотили его. В коротких штанишках, оголявших синяки и окровавленные коленки, он сторонился меня, когда я пришел его навестить. Я рассказал ему, что не нужно бояться боли, что это дорога к единому. Боль отодвигает иные ощущения на задний план и оставляет тебя одного перед несотворенным. И если в это мгновение удается не поддаться боли, проигнорировать ее, происходит касание вечности. Он не понял ничего из того, что я объяснял ему, и только тихонько всхлипывал. Я приобнял его, и он попытался расплакаться. Тогда я отпустил его и сказал, что в момент, когда он дает волю чувствам, единое вновь делится на два, и в мир возвращается Бог и Дьявол, которые даруют страдание.

Иван напоминал меня в детстве: я тоже сторонился людей. Я презирал их. Они были наполнены злобой и жалостью к себе, их настроение было переменчиво и редко соответствовало реальности. Ужас наполнял меня при мысли, что я один из них. Детство прошло в борьбе с собственной человеческой природой, которая мне претила. И лишь со временем мне удалось усмирить презрение и позволить окружающим быть такими, какими они являются. Равнодушие – это нуль, из которого возможно взирать на мир, не теряя безупречности в оценке.

Еще хромая, покупаю новую машину: выбирать не приходится, я беру такой же джип. Эта марка меня никогда не подводила. Она позволяет мне добираться до мест, где маловероятно присутствие человека, где сердце радуется чистоте и первозданности воздуха и земли. Я ложусь ничком, сгребаю лесную пожухлую листву руками и вдыхаю запах. Вековые сосны безразлично взирают на меня, допуская в ветвях игру ветра. Я могу лежать часами, пока не насыщусь уединением и отдохновением от человеческого.

Лежа на земле, обнимая и впитывая ее, я возвращаюсь к временам, когда она была безводна и пуста. И наблюдаю за хитроумным Демиургом, переплетающим две нити, из которых впоследствии будет создано человечество. Нить всего лишь нить, но она переливается цветами, когда наполняет собой землю, когда создает животный мир, и более всего, когда создает человека.

В лесу я нахожу материал для вырезания рукояток для ножей и маленьких фигурок животных, всех по паре: медведей, волков, уток, жирафов, слонов. В моем собрании уже более пятнадцати видов, и оно только расширяется после каждой прогулки в первозданность леса.

Каждый раз по возвращении я наполняюсь пустотой и безмолвием.

Нога зажила, я вновь передвигаюсь самостоятельно, и не похоже, что некоторое время назад мне требовались костыли. Наблюдаю за своей походкой в отражении и убеждаюсь, что она немного изменилась, перелом оставил на ней отпечаток. Теперь я меньше пружиню.

Мне поручают временно охранять десятилетнего мальчишку. Для своих лет он достаточно рассудителен, но когда мы приходим в магазин игрушек, теряется. Ко мне он относится как к ровеснику и спрашивает моего мнения о том, какой радиоуправляемый вертолет лучше купить.

С маленькими детьми управляться легче. Один раз я был приставлен к подростку, умудрившемуся разозлить подвыпившую компанию молодых людей, которым мне впоследствии пришлось ломать челюсти и выворачивать руки.

В тишине пытать легче. Тишина действует удручающе, и хруст костей на жертв влияет вдвойне. Я перебиваю по пальцу в ожидании, когда мужчина заговорит, от его молчания впадаю в нестерпимую скуку. Боль не его слабое место. Тогда я ввожу в комнату его дочь, и тот, дрожа, тотчас заговаривает. К каждому человеку можно найти подход.

Он был старше ее. Точнее, он всегда был старше ее. Столько, сколько эта история повторялась, он всегда был старше. Меня всегда интересовала целомудренность женской души, ее матричной структурой мне всегда не терпелось овладеть, выстроить, со всеми «случайными» числами и отклонениями. Создать клетку для души, где ее части пребывали бы на своих местах. Игра для Омара Хайяма, понимающего толк в метафоре вина и невинной улыбки.

Варвара была началом моей истории, Марианна – постоянным сопровождением. Я вижу их на встречах, на которых сижу с их детьми, и веду беседы. Иногда нескольких минут достаточно, чтобы проникнуть в них и понять, что ими движет. Такие души меня не интересуют. Мне нужны сложные петли, за которые можно было бы ухватиться и перекроить заново. Они меня боятся, но слушают, как слушаются их дети.

Временно меня направляют в другой город. Смена места жительства меня не прельщает: в круговерти работы должно быть место, где можно вдохнуть привычки. Готовится массовая операция, о которой сообщают обрывки сведений, ровно столько, сколько нужно для выполнения своей части работы. Лишняя информация всегда вредит. Человеку необходимо знать ровно столько, сколько ему необходимо для выживания. Погоня за знаниями – преследование иллюзии, что жизнь можно охватить, как охватывают параграф в некой области. Главные знания приходят из ощущений и восприятия.

Из окна поезда наблюдаю полосу лесов, представляя, сколько возможностей они в себе таят. Проникнуть в густую чащу, почувствовать животом свежесть чернозема, вдохнуть запах одиночества и истинного познания. Оттого железная дорога наводит тоску – пропуск стольких возможностей. На соседней полке ребенок болтает ногами и грызет козинак. Спрашиваю его, нравится ли ему поездка. Он кивает, вытирая рукавом подбородок. «Показать фокус?» – играю с ним и вынимаю из-за уха монетку. Он берет ее в руку, ликуя от радости, и долго разглядывает. Под конец улыбается и в ожидании смотрит на меня. Сказать ему, что со временем он не перестанет любить фокусы, что магическое мышление навсегда останется с ним, и чем старше он будет становиться, тем сильнее будет прикипать к волшебству, что усвоил в детстве? Я люблю детей: они не скрывают восхищения перед иллюзией.

«Вы замужем?» – задаю вопрос его матери с наскока. Она торопеет от наглости, но послушно отвечает. Я рассказываю ей про Ивана, и у нас завязывается разговор про детей. Уже через час мы встречаемся в уборной, где ее широкая юбка облегчает нам дело.

По приезде первым делом раскладываю ножи в квартире, которую для меня сняли. Стул, кровать и телевизор, – все, что необходимо для жизни в течение двух недель. Направляюсь в магазин и покупаю сахар в кубиках. Сажусь перед телевизором, грызу рафинад и с интересом наблюдаю, что показывают в эфире. Схема новостей и сериалов не меняется, передачи про постоянные заботы. Изучаю вещательную сетку так же, как натуралист изучает природу. Чтобы быть в курсе современного мышления, необходимо смотреть популярный канал.

В четыре утра меня будят звонком и диктуют точные координаты. Выезжаю за город и еду на выполнение операции под названием «Тролль». На моей памяти был и «Мумий Тролль», так что названия давно не вызывают удивления. Они выбираются с полок с детскими сказками. Группа из пяти человек. Когда мы врываемся в дом, начинает светать – самое болезненное время, когда люди с трудом отличают кошмар от реальности. Один выбегает из задней двери: несусь за ним по глубокой колее, мокрой от ночного дождя. К ботинкам прилипает грязь и листья. Бегу. Наваливаюсь. Беглец совсем юный – ровесник Ивана. Скручиваю ему руки за спиной. Мои колени прижимают его к земле. Моя сила выплеснута наружу. Мальчишка подо мной тихонько скулит от боли. Я чувствую невероятное единение с миром. Душа чиста. Сквозь кромки деревьев распахивается небо. Завороженно смотрю на него и не хочу прерывать момент. По стволу бежит белка, махая мохнатым хвостом, маленькая лесная крыска. По земле стелется предрассветный туман. Смотрю вниз и догадываюсь, почему парень елозит: я уложил его на муравейник. Поднимаю, покусанного, и веду в фургон.