Валентина Спирина - Защитники. Группа ИСП ВКонтакте

А накопленное достояние должны были защищать именно то поколение. НО понятно, что было сложно. Не сразу сориентировались, сообразили. Но зачем на нас то теперь все перекладывать. Если не смогли передать хорошее от себя, то хотя не отнимайте своей критикой то хорошее, что пока еще есть в нас. И не винить, что мы получились такими недоделанными. Начните критику с себя самих. Растущее поколение кто-то взращивает. А если вы не стали делать нас, то мы сделались теми кем смогли. И получилось по-разному. Кто-то смог преодолеть преграды, и некоторых можно даже причислить к героям своего времени, что в такую годину испытаний сохранили и дополнили то хорошее, что было, или наоборот избавились и не приняли того плохого, что стало умножаться. А кто-то пустился по течению. И тут, уже, кого куда занесло.

А сейчас я шел и мысли роились и одолевали меня. Как со всем этим быть?

Хотелось обратно. Кто я сейчас? Был – на своем месте. Наверняка, с хорошим и светлым будущим. Сейчас – ищущий пятый угол букашка, глядящий в неизвестность и живущий своими мечтами – что они есть на деле, что могут дать после, в противовес, как сейчас казалось, довольно интересным и насыщенным впечатлениями и событиями прошлым?

Действительно, словно появилась граница на до и после… Как будто что-то резко оборвалось в сознании, мироощущении. Вот было все целостно, а тут раз, и основа пропала. И мечты, казавшиеся такими привлекательными и манящими своими перспективами, вдруг оказались… Только лишь исчезающими мечтами, потому что сейчас как-то они вовсе таковыми не казались. Хочется, но не получается улететь в розовый небосвод. А то, что было рядом с тобой и в тебе, то самое и было главным. А о нем уже и не помечтаешь. И здесь его не обхватишь и не потрогаешь – где-то оно, где-то! Искать дальше, новое что-то создавать, придумывать? А что навыдумываешь, все и так – есть как есть. Никто ничего нового не ждет. Да еще и Наверное, может правильно посмотреть на вещи надо?

Да нет, все равно там, раньше, было что-то большее или большое. По крайней мере,

Воспоминания о дружбе, о причастности к чему-то достойному не оставляли меня – особое товарищество, сплоченность и поддержка, и места унынию просто не было. Марш-броски и прыжки, полевые выходы, обычные занятия вовсе не военной тематики – все было интересно. Как гордились тем, что носим тельняшки, мечтали о будущем – куда служить попадем и кто у нас генералом станет.

За это время мы как то соединились в одно. Не то, чтобы родственниками, а родными точно стали. И не хватает порой друг друга.

Где это все сейчас… Точнее, это-то известно, а вот где я?

А с новыми знакомствами – сложно. Ты вроде от них ждешь именно «тех» отношений, а они на тебя странно посматривают. Как они живут то здесь, вообще? Страшно.

Держат друг друга на расстоянии, общаются словно на переговорах каких-то. А разговаривают – о чем? Жутко становится. Не посмеются, не пошутят. А если и случается, то над чем? Как у классика: Над собой смеетесь. А мне так просто жалко их становилось.

А как, наверное, со стороны было жалко меня. И от такой мысли мне становилось совсем уж не по себе.

В общем, чужак. И обратного пути нет, и впереди просвета не видно. Неужели так всю жизнь жить придется? Жутко и страшно. И хоть-бы помечтать о чем-то…

Не оставалось ничего другого, кроме как вспоминать старое. Хотя, это был не выход, а в чем-то, и наоборот, но что оставалось? Душа требовала теплых чувств, и их надо было культивировать в себе, а других, получается, не было.

В то же время, чувствовалось, что где-то, что-то должно быть еще. Некий отблеск, именно, отблеск нового, потому что не могло вот так все дальше продолжаться. Так как это конец. Или я сойду с ума или это должно закончиться, пройти.

Иду, укутавшись в оболочку из критики всех и всего вокруг, деления на тех и и этих, вполне возможно, что поиска ответа, и вероятно на некий несформированный вопрос. Что это? Да, вовсе это не вопрос никакой, и далеко не философский, и совершенным образом не ответ искомый, как выходит неизвестно на что, а обычное состояние того, что сам не знаешь чего хочешь.

Одно сплошное разочарование и раздражение. И, правильно, только не на себя самого. Это тяжелее всего, да ко всему прочему вряд ли нужно и на себя все подряд вешать. Про смирение я как-то позже узнал, и в чем-то осознал его пользу. Вот где труд то.

А сейчас это слово произвело бы атомный взрыв глубинного сознания. Ну какое смирение может быть у военного человека? К врагам? Зачем тогда все?

Но незаметно, а смирения у военного то человека, на деле оказывается довольно много и порой незаметно для него самого. Дается оно, правда несознательно, а прививается дисциплиной с самого первого дня. И все пять лет обучения ты ждешь, что оно закончится с выпуском, с выдачей офицерских погонов. Ан нет, продолжим дальше – там больше. Хотя-кому как и где как.

Но, в самом деле, эту протестную свободу мы ищем с пеленок. Детский сад, школа, институт, армия. И по прошествии каждого этапа, оглядываясь назад сознаешь, вот где была свобода, вот где лафа. Просто расслабься, ешь кашу, слушай, что говорят, сделай что просят. И отойдут от тебя, оставят в покое.

Нет же. Все не то, все не так. Не то говорите, не то делаете. Вот, когда вырасту, покажу как надо.

И что? В итоге, кому вообще все это надо?

В итоге, принцип поедания каши и умения быть послушным сохраняется на всех этапах жизни и от яслей мало отличается. Но в детстве, все этой принимается как само собой разумеющееся, а уж после института… Простите меня, но!

А в ответ: Нет, уж, Вы послушайте меня…

Так что при таких жизненных укладах, лучше всего в детском саду.

Вот примерно с подобными мыслями о несправедливости отношений в пространстве человеческой плоскости я и приближался вдоль трамвайных путей по улице к Даниловскому монастырю.

Вдруг, вижу впереди какие то люди, крики, возгласы. Впереди идущие прохожие немного шарахнулись в сторону.

Бомжи дерутся. Они здесь всегда собираются. Людской поток в монастырь пролегает по этой улице. Так есть надежда на получение милостыни.

А он как будто выделялся среди всей этой нищей толпы, даже отделялся и стоял на коленях немного в стороне от них. И даже когда они пробегали вокруг него, даже они казалось бы чувствовали что он какой то особенный – не их.

Да, он стоял на коленях. Вид его был какого-то юродивого, словно оживший книжный исторический образ, только в одеянии нашего времени. Хотя, что это было за одеяние. И можно ли сказать, что и время наше такое же?

Черная грязная тельняшка, на правом плече которой пришит черный погон с красным просветом и пятью маленькими звездочками.

Он широко улыбался, даже смеялся, словно насмехался. Как будто вокруг него ничего не значило и не имело значения. Вроде было у него что-то, что давало ему гораздо больше даже, чем кусок того же хлеба или копейки, которые он просил, вскидываю в сторону проходящих свои руки – совершенно без пальцев.