Даниил Гуревич - Уроки танго (сборник)

Когда Сережа вернулся из Москвы повзрослевшим, раздавшимся в плечах, с лицом, еще больше похожим на Урбанского, да еще в придачу со столичным лоском (что жители провинции сразу болезненно ощущают), городские девушки и особенно их мамаши встрепенулись – приехал завидный жених. Мало того, что с хорошей должностью и собой видный, но еще и с собственным особняком в самом центре на зависть всему городу.

В таком небольшом городке, как правило, многие друг друга знают, но Сережа своим увлечениям не изменил, и девушки замелькали в его новой жизни в Епишево с не меньшей скоростью, чем в студенческие годы в Москве. Любовные отношения продолжались максимум год, затем всплывала новая возлюбленная, прекрасно знавшая предыдущую, но надеющаяся, что с ней-то это не произойдет, что она-то навсегда. Но навсегда никогда не бывало. Как только он начинал чувствовать, что у очередной на него претендентки уже замирает дыхание от сладкой мысли, как он на руках вносит ее в белом подвенечном платье в свой, нет – уже в их дом, он постепенно и очень деликатно давал ей понять, что на руках он ее в дом не внесет. Ни в какой – ни в его, а уж тем более ни в их общий. Наконец, осознав, что сладкие надежды так и останутся надеждами, очаровательное создание с разбитым сердцем, но с приобретенной гордостью само уходило из его жизни.

Обзаводиться семьей не входило в его планы. Он был слишком увлечен работой, и лаборатория – вернее, та часть, которая его приняла как своего, – была его семьей, и другой ему было не надо. Такая жизнь его вполне устраивала, тем более, что влюбиться ему после своей первой любви так и не случилось. Да и была ли она, эта первая любовь, сейчас он уже и не помнил.

Все изменилось, когда к нему в лабораторию по распределению из Ленинградского технологического института прислали нового инженера.

Сережина работа с люминесцентными красками продвигалась настолько успешно, что скоро она стала одним из основных проектов лаборатории и была создана отдельная группа, руководителем которой назначили Сергея Нечаева. Молодого инженера, присланного в Сережину лабораторию, звали Антон Вальд. Все сразу заметили сходство между новичком и Нечаевым. Вальд, как и Нечаев, был не только талантлив и одержим своей работой, но так же легок в общении, доброжелателен и остроумен. И так же неотразим для женщин. Но если Нечаева красавцем нельзя было назвать – крепкий, с бросающимся в глаза, мужественным и грубоватым, но вместе с тем открытым и обаятельным лицом, – то новый инженер как будто прилетел к ним прямо из Голливуда – высокий, стройный, с крупно вьющимися, черными до блеска волосами, слегка раскосыми черными же глазами и постоянной улыбкой, которая открывала ряд жемчужных зубов. Женщины сразу попадали, но у него было обручальное кольцо, и им ничего не оставалось, как только вздыхать и завидовать. Нечаев сразу как-то потянулся к нему и с удовольствием оставался с ним после работы в лаборатории: обсудить сделанные за день дела, поговорить о науке, да и просто о жизни. В один из таких вечеров, когда они вдвоем засиделись допоздна, споря о последнем неудавшемся опыте, раздался телефонный звонок. Вальд, улыбнувшись, сказал Нечаеву: «Жена» – и взял трубку. Продолжая улыбаться, он слушал, что ему говорили, потом сказал в трубку:

– Хорошо, Галчонок. Я думаю, он согласится. До встречи. Целую.

Повесив трубку, он, все еще улыбаясь, обратился к Нечаеву:

– Жена уже второй раз борщ разогревает. Она предложила продолжить нашу беседу за обедом. У нас, правда, довольно тесно, даже развернуться негде, но зато борщ – отменный. Я ручаюсь. И по рюмочке найдется. Как тебе эта идея?

– Прекрасная идея, – ответил Нечаев, обрадовавшись, но не столько от предвкушения хорошего домашнего борща – мать у него умерла несколько лет назад, и он питался в основном в столовках, – сколько от возможности наконец-то увидеть, какая же у этого красавца должна быть жена. Кстати, вся лаборатория точно так же изнывала от любопытства.

Вальды жили недалеко от химкомбината, в заводском общежитии, где у семейных были отдельные комнаты.

– Вас поставили на очередь? – спросил Нечаев.

– Да, сразу же. Но предупредили, что придется ждать.

– Я постараюсь поторопить.

– Спасибо.

Поднявшись на второй этаж, они прошли по длинному шумному коридору. Из-за дверей слышались громкие разговоры, споры, пьяная ругань; в коридоре, стоя у своих дверей, тоже громко разговаривали или переругивались; бегали, катались на трехколесных велосипедах дети. Вальд, который шел впереди, повернул к Нечаеву голову и, как бы оправдываясь, развел руками и улыбнулся. Нечаев улыбнулся в ответ. Наконец, Вальд остановился около одной из дверей, открыл ее и, отступив в сторону, сделал Нечаеву приглашающий жест: «Прошу». Комната действительно была крошечная и вдобавок еще без окна. Маленький раскладной диван, приткнувшийся к стене, накрытый к обеду столик, к противоположенной стене так же приткнулся шкафчик с одной створкой, и только детская кроватка была нормальных размеров, – вот и вся более чем скудная обстановка комнаты. Но, несмотря на эту скудность, в комнате каким-то образом было очень уютно. Над детской кроваткой склонилась женщина и что-то тихонечко напевала. Услышав, как они вошли, она повернула в их сторону голову, и на ее лице сразу засветилась улыбка. Она выпрямилась и шагнула к ним. Нечаев, увидев шагнувшую навстречу ему женщину, остановился так резко, что следующий за ним Вальд на него натолкнулся. Нечаев покраснел и, пробормотав: «Извините», сделал шаг вперед. Перед ним стояла жена Вальда: высокая, немного даже выше его, Нечаева, статная женщина с пшеничными волосами, заплетенными в тугую косу, перекинутую через плечо. Ее большие серо-голубые глаза, как и у ее мужа, искрились в улыбке, так же в улыбке изогнулись припухлые губы, образуя две очаровательные ямочки на раскрасневшихся щеках, в слегка приоткрытом рту сверкали, такие же как у мужа, ровные жемчужные зубы. Она словно была славянской копией восточной красоты Вальда. Движения у нее были слегка замедленные, которым Сережа почему-то сразу дал определение – величавые.

– Только укачала. Никак не хотела засыпать: все папочку ждала, – нараспев, очень приятным мягким голосом сказала она и протянула ему руку:

– Галя Вальд. Добро пожаловать…

Возвращаясь домой, он пытался понять, что его так поразило в ней. Она была несомненно красива. Но у него были женщины и покрасивее. Правда, ее красота была какая-то особенная – не яркая и совсем не вызывающая, а наоборот – мягкая и располагающая к себе. У нее была прекрасная фигура, но, на его вкус, она была слегка полновата – он любил худеньких. Он не заметил в ней ни какого-то особенного ума или интеллекта. За весь вечер, стараясь им не мешать, она произнесла всего пару слов: «Налить ли вам еще борща (он уже и так съел две тарелки)? Принести еще хлеба? Тонечка сегодня целый день капризничает, и я не успела приготовить второе, но есть прекрасный творожник, по старому рецепту, еще бабушка научила. Вкуснятина!» Обратившись к Нечаеву, она тут же возвращала свой взгляд на мужа, и ее глаза сразу менялись, теплели, освещаясь улыбкой. С Вальдом, когда он смотрел на жену, происходило то же самое: сосредоточенность сразу покидала его, и глаза начинали светиться.