Александр Брыксенков - Умные головушки. У нас в НИИ

Картина представала дикая. Страна Советов была единственной страной в мире, где люди на улицах городов скалывали лед. Во всех странах, даже самых северных, льда не улицах не бывает. Там, как только выпадет снег, его оперативно убирают. Когда наступит оттепель, то таять нечему, а когда подморозит – нечему замерзать. Вот и весь фокус. Наши широкозадые чиновники катаются по Европам, но никак не могут этот фокус разгадать.

Внизу под путепроводом ползали локомотивчики, растаскивая вагоны по многочиленным путям, рядом рычали трейлеры и фуры, в округе дымило около тридцати труб, то есть, народ производительно трудился и только институтская публика, вместо совершенствования коммунальных машин, тупо долбила лед.

К часу работу закончили. Не в смысле, что весь лед скололи, а в смысле, что устали и продрогли. Руководитель работ распустл народ по домам.

Ну, кто же пойдет домой после такой возбуждающей организм деятедьности. Конечно же народ разошелся по кафешкам. Барсуков и Боря Бергман с еще двумя симптичными им людьми оккупировали столик в «Фантазии». Наличие спиртного не соответствовало названию заведения. Фантазировать было нечем: шампанское и малага.

Квартет приуныл, но Барсуков (тертый калач) извлек из бокового кармана куртки трехсотграммовую фляжку со спиртом. Отлегло! Опростав фляжку, народ конечно же не стопорнулся, а перешел к малаге.

В конце концов собутыльники растеряли друг друга. Когда Барсуков вышел на Ивановскую, он не обнаружил рядом с собой ни Бори, ни тех двоих. Решив, что они слиняли домой, он неуверенно поковылял на «Ломоносовскую», надеясь удачно проскочить через турникет.

Только отошли от ледяной эпопеи как новый аврал. К Институту подали автобусы, в которые погрузилось более половины сотрудников ВНИИгормаша. Интеллигенцию повезли в аэропорт Пулково. Там им выдали по флажку и разместили на площадке, ограниченной красными лентами. Им надлежало, при прохождении мимо них афганского лидера, радостно размахивать флажкми.

Появился лидер в сопровождении Романова и высшей ленинградской бюрократии. Гормашевцы стали размахивать флажками. Другая половина массовки, привезенная из другого института, захлопала в ладоши.

Романов распрощался с гостем, тот поднялся по трапу на борт лайнера, который тут же разбежался и взлетел в серое небо.

«Всё, – облегченно выдохнул Романов. – Оторвался». Выдохнул и покинул аэропорт. Интеллигетов распустили по домам. Ну, кто же пойдет домой после такого радостного шоу. Добравшись до города, народ разошелся по кафешкам.

Борис Зиновьевич Бергман был каким-то неправильным евреем. Если правильные евреи (как и все семиты) очень сдержанно относились к спиртному, то Борис Зиновьевич с чисто русским размахом и удовольствием прикладывался к чарке. Ему были известны все злачные точки города. Барсуков знал это и поэтому, когда Боря предложил: «А, что, Алексей Георгиевич, не посетить ли нам кафе при «Европейской». Там бывает настоящая «Московская», немедленно согласился.

При слове «Московская» У Барсукова началось даже слюновыделение. Давненько не пивал он настоящей-то «Московской». В рамках этой чертовой антиалкогольной кампании с водкой стало вообще туго, а в той, что иногда и появлялась на прилавках, начисто исчез сладковатый специфический вкус и водочный запах. Водка превратилась в унылое пойло.

В кафе было людно. Но тем не менее Барсуков и Боря с двумя симпатичными им товарищами удачно пристроились в уголке. «Московская» имелась в наличии и прчем настоящая. Квартет приступил к её активному дегустированию. Он не только дегустировал но и однозначно решал как производственнве, так и государственные прблемы. Решал, решал и как-то распалсь. Когда Барсуков вышел на Бродского, он не обнаружил рядом с собой ни Бори, ни двух собутыльников.

Решив, что они убрались домой, он неуверенно поковылял к станции «Невский проспект», надеясь удачно проскочить через турникет.

Только разобрались с афганской проблемой, как приспели выборы в Верховный Совет. О! Здесь работы хватит всему Институту. Избирательная кампания – это особая песня. Предвыборная кампания и сами выборы это был такой грандиозный государственный фейк, что двумя сторчками не отделаешься. Поэтому о выборах – в следующый раз.

Вот так и разрабатывались коммунальные машины специалистами ВНИИгормаша. Не удивительно, что качество таких машин было не очень всокое, да и новых типов машин разрабатывалось не много.

Город становился грязнее и зачухание. Пиком зачуханности стал год, когда Питер завалило снегом круче, чем какой-либо провинциальный городок. Машины с трудом пробивались сквозь сугробы, пешеходы боязливо продвигались по тропинкам, прбитым в метровых снеговых толщах. С крыш свисали гроздья гигантских сосулек.

Молодежь, рассматривая городские фотографии тех времен, интересовалась: «Это период блокады?»

«Нет, милые. Это приод когда великим городом рулила настырная комсомолка с Волыни. Ну, не нашлось во всем пятимиллионном городе даже одного человека способного управлять Петрополем. Способного развивать и ухорашивать Северную Пальмиру».

Но это случится не скоро. А пока, во времена застоя, интеллигенция, наблюдая не очень хороший порядок в стране, лоботрясничала, посещала кафешки, оттягивалась в саунах (в рабочее время, конечно) и активно фрондировала. Она не понимала, что худой порядок лучше доброго бардака.

День начинался плохо. Когда Барсуков вышел из дома, то сразу же понял, что до метро придётся идти пешком: трамваи стояли аж до горизонта. И троллейбусы стояли: аварийный трамвайный вагон выехал на мостовую и заблокировал улицу. «Ну что ж. Пешком так пешком. Ничего страшного», – прокомментировал он создавшуюся обстановку и влился в поток пешеходов, бодро маршировавших в сторону станции метро.

Утренний маршрут от дома до института Барсуков преодолевал без особого душевного напряга. А вот вечером тот же путь в обратном направлении забирал у него массу нервной энергии.

Закончив работу и топая по уличкам Невского района от института к станции метро Елизаровская, он представлял как многие его сослуживцы уже достигли своих квартир и принимают душ. А он в это время стоит на перонне и ждет переполненный пассажирами метропоезд.

В набитом усталыми тружениками вагоне метро, он предполагал, что добрые люди уже приступили к ужину и может быть даже остограммились. А он трясётся в вагоне и ему предстоит ещё пересадка.

На Площади Восстания он делал пересадку на поезд, который следовал до Девяткина. Здесь он больше ничего не представлял, а угрюмо ожидал того момента, когда состав достигнет станции Политехнический институт, где он выйдет, поднимется на поверхность и попробует с первой попытки втиснутся в троллейбус, который конечно же будет нахраписто штурмовать шебутливая толпа.