Александр Брыксенков - Умные головушки. У нас в НИИ

Через какое-то время женщины заметили, что Валя перестала делать отметки на дверце. Вернее, они сначала заметили, что Валя положила глаз на старшего научного сотрудника Сашу Вильфельда, а уж потом обратили внимание на охлаждение Вали к процессу подсчета проведенных ею в Гормаше дней.

Как Валя ни мелькала перед Сашей, как ни заигрывала – он её не замечал. Тогда она перешла к следующей степени охмурения: нечаянно касалась своей кормой его локтей, склоняясь над ним, клала грудь на его плечо, просила поддержать её когда взлезала на стул, чтобы достать бумаги с верхней полки. Но и эти потуги были безрезультатны. Однако, несмотря на неудачи, Валя решила идти дальше.

Вильфельд был серьёзен, замкнут, ответственен. Все задания выполнял в срок с хорошим качеством. Отличался вежливостью и предупредительностью. Короче, не какой-нибудь там вертопрах или недотёпа, а очень даже порядочный, степенный мужчина.

И все бы хорошо, но все эти положительные качества испарялись при воздействии на психику Вильфельда алкоголя. После принятия внутрь 150—200 граммов водки в Александре Павловиче просыпался то ли прусский, то ли тевтонский дух (Саша был этническим немцем) и он начинал командовать, наводить порядок, вырубать в актовом зале радиолу (сильно орет!), метать в окно граммофонные пластинки (устарели!). Иногда он огребал по шее, но чаще всего его удавалось спровадить домой, используя дежурную машину.

Совершая свои командирские действия, Саша разогревался и снимал пиджак, а убывая домой забывал его надеть. Поэтому следующее утро после праздников начиналось для него с поиска пиджака. В ходе обхода лабораторий и цехов пропажа находилась, однако в этот раз, после празднования очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, пиджак исчез.

Вильфельд сильно загоревал. Он знал, что за утерю пиджака получит от супруги добрый нагоняй, да и пиджака жаль. Саша сидел за своим столом и тихо печалился.

– Что-то вы загрустили, Александр Павлович? Случилось что? – подъехала к нему Валя.

– Да вот, – засмущался Вильфельд, – пиджак куда-то делся. Вчера оставил его в лаборатории, а сегодня его уже и нет.

– А вы хорошо его искали?

– Да уж лучше некуда.

– Ладно. Попробую я поискать. Только я не помню какого он цвета.

– Коричневый

И пустилась Валя в поиски. Хотя, чего искать-то, когда она его сама вчера положила в шкаф и прикрыла бумагами.

Когда народ пришел с обеденного перерыва, Валя торжественно вручила Вильфельду его пиджак. В честь такого радостного события Валя предложила Саше распить по бутылочке пива. Ну кто же от пива откажется?

За пивом парочка разговорилась. В разговоре открылись многие интересные моменты. Получалось, что Валя, как и Саша, большая поклонница Маяковского, в доказательство чего на её столе уже на следующий день появился томик поэта. И в оценке живописи души их оказались родственными: оба любили Врубеля.

Из всех картин Врубеля Валя помнила лишь одного «Демона», но это не мешало ей рассуждать о перламутных переливах, о насыщенном колорите, о безумных глазах.

Вильфельд поддакивал ей:

– Вы правы. Действительно у персонажей его картин очень необычные глаза. И у Пана, и у Богатыря, и у Гадалки, и даже у Царевны Лебедь.

– И вообще мне все передвижники очень нравятся, – заявила Валя.

И хотя Врубель не входил в число членов Товарищества передвижных художественных выставок и вообще относился к передвижникам критически, называя их публицистами, Вильфельд на заявление Вали отозвался одобрительным киванием головы:

– Да среди передвижников было много талантливых художников.

После второй бутылки Вильфельд, как-то спонтанно, не просчитав последствия, пригласил Валю на субботу в Русский музей осмотреть недавно открывшуюся выставку «всего Кустодиева».

Валя ликовала: «Лед тронулся!!!»

Чем ближе были выходные, тем больше Саша дергался: как объяснить жене, что ему нужно в субботу отлучится из дома часа на четыре. Наконец в пятницу он со всей своей немецкой прямотой огорошил супругу:

– Тома, я завтра отлучусь не на долго. Мне нужно от сотрудницы получить важные документы.

– Саша, – изумилась жена, – что за агентурные встречи. Неужели твоя сотрудница не может это сделать в понедельник, на работе?

– Понимаешь, шеф неожиданно поручил мне сделать доклад на совете, – начал выкручиваться Саша, – а материалы, нужные для подготовки доклада, у сотрудницы. Она взяла их на дом. Для обработки.

– Ну, дела! И где же вы встречаетесь?

– У Русского музея, – не подумав, выпалил Саша.

– О! И я с тобой. Там открылась интересная выставка, Представляешь, почти весь Кустодиев. Когда еще такое случится.

И она стала щебетать о подвижничестве художника, который из-за тяжелой болезни писал свои картины лёжа на спине. Жена щебетала, а Саша мучительно искал выход из сложившейся ситуации. Жену от принятого ею решения не отговоришь, разве что путём капитального скандала, а это совсем ни к чему. Позвонить бы Вале, предупредить. Так он не знал номер её телефона.

Конечно, можно было вообще не пойти на встречу. Так Валя будет в шоке.

«Хотя появление Томки в паре со мной её тоже не обрадует», – подумал Саша.

В конце концов он фатально, не по-мужски решил: «Будь, что будет».

А было вот что. Когда Валя увидела Сашу с женой, она поняла, что рыбка сорвалась с крючка. Саша представил женщин друг другу. Обе, на подавая рук, отделались кивком головы.

– Саша, ты отойди на минуточку, – обратилась к мужу Тома, – мы с Валей поболтаем немножко.

Когда через некоторое время Саша встретился с женой, он удивился:

– А Валя где?

– Она сказала, что передаст тебе документацию в понедельник. Не горит. А сумка с документами будет тебе помехой в музее. Ну что ж, Сашенька, пойдем наслаждаться искусством.

С этих пор кустодиевские снега, кустодиевские пышные женщины стали нелюбимы Вильфельдом. Они напоминали Саше о его мужском позоре.

Мужчины, при своих походах налево будьте предусмотрительны! Жены бдят.

Река Оредеж

Они сидели перед могилкой, где была похоронена «…Сашенька ангельская ду (ша)…». Так было выбито на серой каменной плите, которая почти полностью ушла в землю. Там имелось еще много букв, но они были совершенно нечитабельные. Время и климат съели текст, поэтому имелась неясность: Сашенька – мальчик или девочка. Посещавшие могилку мужики почему-то считали, что под плитой похоронена девочка.

Цель посещения всегда была одна – раздавить пузырь. Уж очень удобное место. Во-первых, – уединенность: могилу с трех сторон окружали заросли сирени. Во-вторых, – комфортность: плита использовалась как стол, а сиденьями служили остатки каменных скамей. В-третьих, – эстетичность: от могилки, с возвышенности открывался шикарный вид на реку Оредеж и на заречные дали.