Анна Политова - МУАР

Из детства я помню утро, когда проснулась в своей кроватке и не смогла открыть левый глаз. Мама пыталась поднять веко пальцами, я ревела, было больно, страшно. И вот прибежал дед. Он в тот же день достал машину и повез меня в районную больницу. Там глаз открыли, и выяснилось, что он сильно воспален. Лечили долго и не раз говорили, что если бы промедлили, привезли позже, девочка – я – могла бы и ослепнуть.

В нашем поселке дед занимал должность заместителя директора леспромхоза по подсобному хозяйству. Ведал закупкой и доставкой продовольствия, жилищно-коммунальным сектором. Занимался подсобным хозяйством не только нашего поселка, но и близлежащих деревень, относившихся к местному леспромхозу. Под его руководством построили новую подъездную дорогу к поселку, дома для жителей, большую теплицу, коровник, ремонтировали котельные. Знаний для этого требовалось немало. И он черпал их отовсюду с огромной жаждой.

В зале вдоль стен стояли длинные и высокие стеллажи с книгами. Здесь можно было найти все: от справочника по строительству и ремонту дорог до энциклопедии по разведению новых сельскохозяйственных культур. Системы отопления домов, устройство двигателей тракторов, бухгалтерский учет, анализ и аудит – все можно было тут отыскать. Книги по истории, географии, экономике и, конечно, огромное количество художественной литературы. Именно здесь я прочла «Трех мушкетеров» и «Королеву Марго» Дюма, «Преступление и наказание» Достоевского, «Анну Каренину» Толстого. Читать в доме номер пять любили. Тут всегда выписывали журналы: «Наука и жизнь», «За рулем», «Крестьянка». Дед собрал огромную библиотеку. Его интересовало все новое, даже мода.

В так называемом «кабинете» стояли два больших шкафа с огромным количеством шляп, галстуков и костюмов. Дед любил представительно выглядеть, был большим аккуратистом. Не позволял себе ходить небритым или нестриженым, в грязной обуви. Мы с сестренками потрошили его шкафы, надевали шляпы, галстуки, устраивая по вечерам, когда он приходил с работы, показы мод. Он аплодировал каждому выходу и смеялся.

Когда ему было легко на душе, он пел. Очень любил частушки. Как запоет да запритопывает, мы с сестрами в смех: «Дедушка, не пой! Ты не умеешь!» – а сами только и ждали, чтобы он начал. Игра у нас такая была. Дед поддерживал все наши затеи. Восхищался нашими каляками-маляками, придуманными танцами, но особенно любил играть с нами в шашки и шахматы. Очень хотел, чтобы мы выросли умными, и всегда гордился нашими успехами.

– Дедушка, ты кого больше любишь, меня или Наташу? – часто спрашивала я.

– Всех люблю, вы же внучки мои, как иначе…

В поселке деда уважали, с любой проблемой шли к нему, и он помогал. Возможность работать, быть полезным для него являлось смыслом жизни. Ради дела и для людей он не жалел ни времени, ни сил. Всегда старался поступать честно, по совести. Именно это и стало самой большой трагедией его жизни и жизни нашей семьи.

Семнадцатого января 1937 года в семье купеческой дочери Марии Николаевны Быковой, в девичестве Шлоповой, и Быкова Николая Степановича, священнослужителя, родилась долгожданная первинка – Людмила. Событие было особенное, значимое. Марии на тот момент было уже тридцать шесть лет. Замуж она вышла, по тем временам, поздно, в тридцать четыре. И в прошлом имела судьбу нелегкую, о чем вспоминала с великой грустью, а была она родом из Малой Пучкомы Удорского района, нынешней республики Коми.

В купеческой семье Николая Никитича и Ольги Филиппьевны Шлоповых было шесть дочерей (Александра, Агния, Мария, Клавдия, Анна, Августа) и сын, Александр. Столько же умерло во младенчестве. Должной медицинской помощи не было – слабые не выживали, особенно мальчики.

Крепкий зажиточный дом, построенный Николаем Никитичем, стоял на краю Малой Пучкомы. Всей семьей вели большое хозяйство. Держали четырех коров, столько же лошадей, около тридцати овец и сотню оленей. Батраков не имели, работали семьей. Потому и не отдавал отец своих работящих дочерей замуж. Не раз слышал: «Солить, что ли, девок-то своих будешь?».

Оленье стадо пасли ненцы. Летом угоняли к Белому морю, а зимой держали на вашкинских беломошниках. Во время страды сезонные работники сами приходили на сенокос и на жатву. По воспоминаниям дочери Александры: «Только рожь и пшеницу на пятьдесят овинов молотили. А про лен и сказать трудно, бескрайние поля…».

Зимой торговал Николай Никитич на Печоре, Мезени, Вашке мясом, полотном и привозным товаром из Петербурга. Ольга Филиппьевна с дочерьми долгими вечерами шили одежду, вязали, ткали на станках льняные полотна, вышивали полотенца. Марии Николаевне в дальнейшем это умение очень пригодилось. По воспоминаниям односельчан из Стеклянки, «обшивала она всю деревню». Умела сделать быстро и аккуратно, «шовчик к шовчику».

Семья Шлоповых первая в Пучкоме попала под раскулачивание. Это случилось осенью 1934 года. Николай Никитич успел скрыться в лесной избушке на реке Ежуга. Ольга Филиппьевна осталась дома, надеялась, что не тронут, но ее, вместе со всем скарбом, изъятым из дома, заперли в чужом сарае, где она сильно простудилась, заболела и смиренно ждала смерти. Потом допрашивали люди из НКВД, искали мужа и детей, впивали под ногти иголки. Она молчала. Все дети, кроме Александры, проживавшей со своим мужем в Муфтюге, ночью успели уплыть на плоту вниз по Вашке. И разъехались, кто куда: Агния оказалась в Нарьян-Маре, Августа – на Украине, в Виннице, Клавдия вышла замуж за военного и уехала в Германию, вернулась в Россию только в девяностые годы и жила в Волгограде. Анна с братом Александром попали в концлагерь «Воркуталаг», пять лет строили железную дорогу Воркута-Лабытнанги. После лагеря Анна и брат Александр вернулись в родные места.

Александра, узнав о доле матери, запрягла лошадь в сани и помчалась в Малую Пучкому, пробралась в сарай через хлев и вынесла маму на руках. Ольга Филиппьевна была уже без памяти. В Муфтюге Саша спрятала маму в коровьих яслях, выходила ее свежим молоком да настоями из трав. Николай Никитич продолжал скрываться в избушке на Ежуге. Александра бегала туда ночами на лыжах, тридцать километров туда и обратно, приносила еду. Но нашлись люди, что выдали-таки ее родителей властям. Вместе они попали в концлагерь «Нижний Чов». Ольга Филиппьевна вскоре ослепла, ее освободили, и каким-то чудом она смогла вернуться в Муфтюгу к Александре. Полгода добиралась. Но пожила потом недолго, умерла в 1949 году. Николай Никитич скончался в лагере в 1942. Те тяжкие годы изредка потом вспоминала Александра, но, если уж заговаривала, то без злобы и ненависти, повторяла только: «Землю жалко, отдали лентяям. Никто не обрабатывает».