Владимир Гринспон - С юмором и серьезно

Работа над ошибками правосудия шла своим чередом, а мы получали от общения с Витей всё новые неизведанные ощущения и личный опыт. Мы научились вполне квалифицировано оказывать первую помощь при припадке эпилепсии. Вызывать скорую к беглому никому и на ум прийти не могло. Правду сказать, случались эти неприятности не часто. Так же нам пришлось усвоить, что теперь можно экономить на покупке одеколона «после бритья», так как ни один пузырек, как бы мы его не прятали, не избежал бесславной кончины в Витиной утробе. Но самым большим его «хобби» была тяга к маленьким беленьким пилюлькам под названием кодеин. Как разъяснил нам с ученым видом любитель таблеток от кашля, название КОДЕИН происходит от латинского КОДА, что переводится как хвост, или конец. Так вот, хлопцы, – поучал нас профессор Витя, – кодеин это охвостье переработки опиума! За это я его так обожаю. А так как Витя был в нашей компании «старшим товарищем», безропотно и с охоткой выполнял роль придворного парикмахера, то и мы помогали ему чем могли. Давали выспаться на кровати в дневное время, подкармливали иногда из нечастых продуктовых передач от родных. Главное же, что его грело – мы помогали ему добывать пилюли счастья, отпускаемые в аптеках исключительно при наличии рецепта. Валера – один из нашей троицы – отличался умением очень точно выполнять самую мелкую ручную работу. Чинил бытовые приборы, подчищал ошибки в чертежах без следов, в общем, был мастак. Он- то и взялся изготавливать рецепты на кодеин, мастерски выполняя штамп поликлиники, треугольную печать «для рецептов»– и всё это на отдельной глянцевой бумажке в зеркальном отображении печатными, близкими к типографским буквами. Потом оставалось оттиснуть влажный рисунок на прямоугольном листке и создать полную иллюзию рецептурного бланка с нужными штампами. А уж заполнял рецепт сам «больной», постоянно изощряясь в придумывании фамилий врача и пациента. Схватив долгожданный рецепт, мелочь и накинув что- ни будь из наших вещей, он отправлялся за трофеем в аптеку, следя за тем, чтобы аптеки не повторялись. Было опасение, что проверка в какой-то из них обнаружит подлог и усилят бдительность. Придя домой, он насыпал в горсть с десяток морфийных охвостьев, забрасывал в рот, запивал водой и через 5-10 минут разлегшись на кровати пел песни, философствовал о жизни и глуповато улыбался. Мы смотрели на всё это с пониманием, не осуждали. К счастью, ни один из нас даже не подумал попробовать это сомнительное удовольствие.

Месяца через два его начала навещать жена, дородная деваха лет тридцати, работающая поварихой в какой-то столовке. Видно у них с Витей совместная жизнь напоминала войну с перемириями. Иногда придя с занятий, мы заставали их сидящих обнявшись с глуповатыми улыбками на удовлетворенных лицах. Но чаще заставали ворчливую перебранку на вечные темы. Марго-так называли повариху-может это и было ее настоящее имя-ругала Витю никудышным, бездельником и бедняком. На одно только и способен, – сообщала она нам с хитрой миной- тут уж ты мастер! И толкала его в шутку бедром. Мелкий супруг отлетал метра на два и огрызался:– что тебе этого мало!? Смотри и этого не будет. Куда денешься? Марго, живописно покачивая бедрами, прохаживалась перед нами:– а что молодые, я еще ничего? А ну потрогайте-какая ж….,какие груди? Ведь не пропаду, а? Мы в три голоса хвалили ее достоинства, правда, не проверяя предлагаемый товар наощупь. То-то слушай молодых, – бросала она Вите – и вдруг нарочито пригорюнившись, начинала причитать: – ох и погубил ты девицу невинную, красу ее молодую…и всхлипывала в платочек. Витя, восприняв такую наглоту за чистую монету начинал закипать и после матерной тирады вопрошал: а кто три года за проституцию тянул!? А…невинная девица. Да я тебя тогда и знать еще не знал. После зоны уж взял тебя, шалаву. Правда, перепалки эти были несерьезными, так для разрядки обстановки.

А обстановка вокруг Витиного дела не прояснялась. Валом валили отписки, напечатанные будто под копирку – обстоятельства дела проверены, нарушений не установлено. Да понятно, ворчал Гарик-все жалобы спускают в Одесскую прокуратуру, а у них ответ давно готов. Надо выходить на Москву!

А здесь были свои сложности. Дело в том, что вся корреспонденция поступавшая на почту и адресованная в гос- и парт учреждения Киева или Москвы шла для проверки прямиком в Одесский обком КПСС и до верхов не доходила. Письма передавали с проводниками, чтобы бросили в Москве, со знакомыми и т. д. А недремлющая творческая мысль Гарика придумала для особых случаев экстра вариант. Вот теперь и пришло время пустить его в ход. Автор варианта появился с большим полноразмерным конвертом и попросил Валеру своим красивым почерком написать адреса. Сверху после слова «куда» шло: г. Москва. Общий отдел ЦК КПСС. Обратный адрес был: Одесский Обком КПУ. Общий отдел. Вложив в конверт добрую кипу прежней переписки с инстанциями и сопроводив всё это желчными комментариями насчет местной бюрократии, Гарик попросил нас придумать, как опечатать конверт сургучом. Ответ нашелся быстро. Расплавленные круги сургуча по углам и в центре конверта мы придавили «орлом» юбилейной монеты в один рубль. На застывшей поверхности торжественно застыл герб СССР. Теперь настала очередь жены Гарика Людки. Она повесила на ремне через плечо клеенчатую как у почтальонов сумку и отправилась на Главпочтамт, где под видом обкомовского курьера благополучно сдала срочную и особой государственной важности депешу. О чем получила квитанцию с пометкой- ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ БЕСПЛАТНО. Пусть эти жабы теперь перед ЦК попляшут да попробуют им отписывать…,брюзжал Гарик, добавляя усиливающие его негодование обороты.

Еще через два месяца из Верховного Суда СССР пришла долгожданная бумага:

Приговор в отношении……… отменить. Из мест отбывания освободить и тому подобное, что положено в таких случаях.

На протяжении всей своей жизни, особенно в трудные ее времена, я нередко вспоминал эпизоды школы выживания, преподанной нам этим, вроде бы слабым, ничего не значащим человеком. Нет нерешаемых проблем. Есть упорство, ум и воля!

Продолжение следует.

Как-то зимним вечером я в быстром темпе стеклофонил курсовую по черчению. Работал быстро, без перерывов. Курсовую дали только до утра, а чертежи были довольно замысловатыми, требовали точности и аккуратности. Для тех, кто не застал этот способ копирования, поясню, что процесс представлял собой копирование чертежа с одного листа ватмана на другой при помощи стекла – на нем размещались оригинал и копия, оригинал снизу, и электрической лампочки под стеклом. Она позволяла ясно видеть чертеж сквозь ватман. Всё сооружение представляло собой стекло на спинках двух стульев и табурет под ним с настольной лампой без абажура. Вот такой был тогда студенческий «КСЕРОКС». Оставалось только аккуратно проводить линии соответствующей толщины над проступающими в свете лампы. Работа чисто техническая, позволяющая отвлекаться на музыку из радиоточки или слушать теленовости.