Ярослав Зарин - Шут, Маг, Цирк и его душа

© Ярослав Зарин, 2019

ISBN 978-5-4496-3077-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Май пришёл в город с тёплыми ветрами и ясной погодой. Такого яркого и почти по-летнему жаркого окончания весны не помнили даже старожилы. Люди удивлялись и радовались, они переодевались в летние вещи и стремились на проспекты и бульвары, соскучившись по солнцу.

Горы на горизонте подёрнулись полупрозрачной дымкой, цветение садов захлёстывало пригороды, разноцветные клумбы придавали улицам праздничное настроение. Казалось, все вокруг стали больше улыбаться, оттаяв после долгой зимы в лучах ласкового солнца. Май закружил головы, опоил медовым ароматом, заставил верить в лучшее.

Вот и последнее выступление цирка в этом сезоне называлось «Майская круговерть». На афишах в ярком свете софитов вышагивал клоун, а над ним кувыркались гимнасты, и было что-то такое в этой картине, что труппа, не сговариваясь, прозвала афишу «шутом».

Все они долго готовились к громкому финалу, работали так много и старательно, что едва находили время на сон. Ведь это представление должно было стать одновременно концом и началом, ознаменовать новую эру для всего цирка.

Каждый в труппе ждал этого дня с таким волнением, будто то был его личный «звёздный час». Быть может, артисты были так упорны и настойчивы потому, что им хотелось отблагодарить человека, который столько лет посвятил цирку, сделал его не только своим домом, но и спокойным причалом для всей труппы. Однако всегда приходит пора прощаться, старый директор уходил, и вся «Майская круговерть» посвящалась в большей степени ему.

С одной стороны, Николай Васильевич ещё был одним из обитателей циркового дома, а вот с другой – он уже почти что превратился в зрителя. Зрители же для циркачей – священны. Так что, грех было не постараться, не выложиться по полной.

В наше время цирк стал менее популярен, ведь у людей теперь было так много развлечений. Но этот сумасшедший, цветущий май, солнечное тепло, зажигавшее улыбки, даже шут, что смеялся на афише, многим напомнили о жёлтом круге манежа. На последнее выступление были проданы абсолютно все билеты, трибуны оказались переполнены.

Но всё-таки, помимо светлой радости, смеха и веселья, как будто бы в самом воздухе притаилась капелька печали. Да и кто же не знает, что именно так и бывает, когда сменяются времена. Это – то самое напряжение, что пронизывает воздух перед майскими грозами.

Были ли грозой аплодисменты, взрывающие арену, или же предчувствие касалось чего-то иного? Кто мог это знать? Ответов не оказалось, только едва ощутимая дрожь, едва заметное натяжение нитей судьбы.

В тот день сияющая в свете софитов арена казалась солнечным кругом. Пройдя сквозь форганг, Николай Васильевич остановился в центре, рассматривая зрителей, заполнивших трибуны до отказа. Сколько лет он отдал манежу, а всё равно сердце привычно замирало от восторга, от ощущения причастности к этому миру, к улыбкам публики, к чистой детской радости и, конечно, к чудесам. Ведь какой цирк без чудес?

Финальное представление, безусловно, удалось, и это радовало столь же сильно, сколько заставлял грустить тот факт, что уже завтра Никонов перестанет быть директором этого цирка и уйдёт на заслуженный покой. Но, отгоняя горькие мысли, Николай Васильевич улыбнулся и слова нашлись сами собой, уже не те, что он столько репетировал раньше.

– Друзья, цирк стал моим домом…

Пока он говорил, перед его глазами перелистывались воспоминания. Цирк покорил, очаровал и привязал его к себе, когда Никонов ещё откликался на «Коленька». Сколько ему тогда было лет? Едва ли исполнилось шесть. Удивительно, но детская мечта, детская жажда быть причастным к этому волшебному миру реализовалась, Николай Васильевич действительно нашёл себе место в храме света и смеха.

Теперь он пытался рассказать об этом пришедшим на представление зрителям. Как ни странно, голос не срывался, тёк плавно и звучно, хотя душа и дрожала от сдерживаемой грусти. Как жаль, как безумно жаль было ему покидать родной цирк!

Хотелось прямо здесь и сейчас, перед тысячью сияющих улыбками лиц рассказать как на исповеди всё о своей безумной любви к цирку, к манежу, к арене. Объяснить, что тут, и правда, творится волшебство. Пусть не такое, которым развлекают зрителей фокусники, но оно гораздо полнее, интереснее, глубже. Это чудо взаимной выручки, преданности общему делу, это чудо преодоления себя…

Иногда Николай Васильевич почти машинально промокал глаза платком, но слёзы всё равно застилали глаза. Он прощался, каждым словом прощался, но не переставал улыбаться, и зрители улыбались в ответ, смеялись шуткам. Люди в тот миг дышали цирком, и это тоже было чудо.

– …И я рад видеть всех вас здесь, – слышалось с арены. – Какими бы тяжёлыми ни были времена, солнечный круг манежа – это святилище, в котором каждый может вдоволь зачерпнуть энергии смеха, радости и веселья. Ведь улыбка помогает справиться с любыми трудностями…

– Неужели кто-то на трибунах верит в эту чушь, – Ксения сказала это почти безразлично, она не особенно вслушивалась в слова Николая Васильевича.

Между тем, за форгангом вихрем взметнулся звук аплодисментов. Директор прощался с публикой, служению которой отдал больше тридцати лет, и финальная речь явно производила хорошее впечатление.

– Не стоит быть такой циничной, – мягко попытался урезонить её Дмитрий, униформист.

Ксения кинула в его сторону неодобрительный взгляд, но промолчала. Усталость и разочарование – вот, что она чувствовала на самом деле. Сегодня трюки дались ей хуже, чем на репетиции, и пусть никто на это не указал, но Ксения знала о своей неудаче и злилась на себя.

– Я хотел бы поблагодарить вас всех, мои дорогие зрители, – снова послышался голос Николая Васильевича. – Без вашей поддержки не было бы этого цирка, не стало бы представлений. Мы существуем ради вас, это не секрет! Да, сегодня я выхожу на эту арену в последний раз, я уже старик. Но душа цирка – вечно молода, и он будет продолжать жить. В новом сезоне вас будут ждать другие представления, ещё прекраснее, ещё удивительнее, чем прежде.

– Было бы за что благодарить, – фыркнула себе под нос Ксения.

Эти слова тоже в большей степени относились к ней самой, но звучали они двусмысленно, и теперь другие артисты тоже посмотрели на неё с укором. Но кто мог понять, что на самом деле было у неё на душе?

Дмитрий знал Ксению довольно давно. Они оба почти с рождения буквально жили на манеже – цирковые дети. В мечтах они шли по стопам родителей и, в конце концов, у каждого из них даже получилось чего-то достичь, вот только… Морозов никак не мог вспомнить, когда красивая и хрупкая девушка стала такой язвительной, словно замёрзла внутри. Когда у него и Ксении настолько сильно разошлось отношение к собственным целям и призванию? Ещё несколько лет назад они были очень похожи, а теперь он не узнавал её.