Максим Дымов - Человек из Прибойа. Книга 2

Рот указывал пальцем на Антонэ и говорил, двигался его подбородок, но слов мы не слышали. А вот Антонэ, похоже, слышал слова. Кажется, Рот что-то требовал.

– Да… оно стало говорить со мной два дня назад, – с этими словами Антонэ взял в одном из многих карманов на своей одежде то, что я однажды уже видел у него – плоский чёрный камень, такой гладкий и чистый, что в нём можно было видеть отражение.

Он держал камень в ладони: «Один из богов отозвался и стал говорить со мной, он сказал…»

– Я слышал его слова богу, – неожиданно чистым стал голос Рота, он не летел от его уст к нашим ушам, он стал сразу в наших головах. – Ты требовал у него монет, бросить их на твоё карта. Я вижу свет и дымы возле каждого человека здесь, я вижу течения чего-то в воздухе и родник этому течению – то, что ты держишь в своей руке.

Рот стал снимать маску, но та сидела крепко, вцепившись щупальцами. Рот что-то сказал, мы не услышали его слова, и маска разжала щупальца и отпустила лицо.

– Я много увидел через её глаза, – лицо брата было в восторженном удивлении, очень редком для него.

– Дикарики мои! – окликнула Нэа нас с дороги, подходя ко двору. – Вы несёте дрова? Что это у вас?

Рот радостно поднял над головой свою находку.

– Ой, святые отцы! – Она сделала странный жест, нарисовав в воздухе перекрестье. – Ведьмаки… и тут они были. Сынок, лучше положи, где взял. Ведьмачьи игры до добра не доведут, оставь её.

– Она моё. Она много показывает мне, даёт слушать.

– Ой, бедный… ты только в дом мой её не заноси, проклятую. За двором спрячь, а в дом не неси. Домовой дух зол будет, бед наделает. Не нёс чтобы в дом её! Думала, спаслась, так нет, лайоны да нечисть прочая везде!

Причитая, она ушла в свой дом, рисуя странное перекрестье на груди.

Первый раз за много дней не нас слушали люди в удивлении, а мы. Старуха много говорила, повторялась, но повторения были интересны.

Тем вечером мы отдыхали в её доме. В печи горел огонь, тепло потрескивая. Свет дарил стеклянный сосуд с огнём внутри (керосиновая лампа), притягивал глаза и руки её свет. В темноте главной комнаты, что звалась кухней, хоть и было мало света, но там был уют. Связки трав и чеснока под низким потолком пахли. За мутным окном ложились сумерки, и только снег, что стал синим, позволял видеть.

Рот вышел на улицу, опять. Он часто выходил, проверял тайник с маской. Вместе с ним вышел и Антонэ.

Я слушал длинные слова Нэа, всматриваясь в каждую тень на стенах и полу, высматривал того, кого она звала домовым духом. Старуха сказала, что привезла его сюда из родных краёв, тех, что за рекой Канал.

Рот вернулся, а вот Антоне – нет.

Не советуясь с нашим интересом, Свобода попросил старую женщину говорить не о духах и колдунах далёких земель, а сказать о том, что мы увидим скоро в этих землях. Боромиру было больше остальных интересно слушать о нечисти и тайнах, что есть в синем лесу и в землях за Каналом.

Нэа поставила на стол горшок с кашей, старое сало, большую бутыль с мутной водой и миску квашеной капусты. Пир для усталых путников.

– Самогон, сама делала. Вы такого не пили, – слова Нэа были тёплыми.

Она разлила самогон в наши походные кружки, крепкий запах сразу проник в наш дух, снял с него мокрые сапоги и плащ, обогрел. Ратибор улыбался доброй улыбкой.

– Где ещё один? – спросила Нэа. – Учёный, чи кто его там?

– Учёный муж ушёл, – ответил Рот. – Он пойдёт в Омэй-Гат. Он не будет с нами.

– Почему он ушёл? В ночь, не спросив совета… странный Антонэ, – Урумар был недоволен, не то самим уходом учёного мужа, не то тем, как тихо он ушёл.

– Он сказал мне, что уйдёт обратно, что видит злые вопросы к нему, – Свобода, как и всегда, сказал неожиданные слова.

– Почему нам не сказал? Мы отряд, и все должны знать всё, что в нём случается, – теперь Урумар был зол.

– А вы и не спрашивали, – эта фраза деда значила, что старый Свобода возвращается. Уж лучше он, чем злой ворчливый старик. – Давайте выпьем за хороший путь для Антонэ, пусть снега не накроют его; пусть зверь не убьёт; пусть случайный спутник не обворует; и солнце пусть согреет его день, как жаркий костёр согреет его ночь.

– Мне глотку зельем не заткнёшь, старик! – Он разом осушил кружку, поморщился, закусил салом. – Крепка… хорошо, и слова ты хорошие сказал. Говори чаще. Отряд должен знать, что в нём делается.

Мокрый снег тяжело падал с ночного неба. В доме у печи было тепло. На спальном месте хозяйки, что было в нише на печи, лежал чёрный кот и жёлтыми глазами смотрел на сидящих за столом, да шевелил белыми усами. Чихал иногда, наверное, от запаха самогона.

Нэа рассказала нам, что почти вся жизнь этих небольших земель собрана у крепости древних богов, у стен её и в них самих. Люди, что живут там, несколько лет назад пришли из-за Канала и из земель Омэй-Гата. Да, из них тоже. Они пришли и остались. Эти люди зовут себя сборщиками. Они заняты тем, что собирают ценные металлы. Я узнал, что не всё железо зовётся железом – сталь, медь, олово, цинк, свинец и много ещё. Всё это люди добывают в руинах крепости. Ещё приезжают воины на больших колесницах без лошадей, они отвозят что-то в проклятое место, называемое могильником, а на обратном пути покупают ценные металлы и предметы.

Но это не всё… сборщики строят печь для вызова Тока! Так им велели другие люди. Они сказали, что Ток сможет оживить многие машины и механизмы, что остались в крепости.

Слова о силе, что даст жизнь металлу, поселили в нас тревогу – не будет ли металл, машины, делать зло людям?!

Мы пили крепкий самогон. За окном падал снег. Огонь бойко трещал в печи и дразнился языком из открытого её рта. Худой чёрный кот стерёг мышь в тёмном углу. Не суждено ему было выждать грызуна этой ночью, ибо Ратибор взялся петь.

Когда воин выпьет, он не скрывает свою душу, и Ратибор был таким. Он пел, пел красиво, искренне. Ещё в Омэй-Гате я заметил его любовь к пению. Он уже не хвалился подвигами, как раньше, он больше стал говорить о своих мыслях и людях, которых встречал. Он стал больше говорить с бардами, желал знать новые песни и легенды.

Дед и Нэа просидели до рассвета, остальных крепкая вода уложила спать у печи. Тёплым и мягким был наш сон, хоть пол под нами не был устлан шкурами. Мне снились танцующие тени бесов с медными костями; духи; живые механизмы со многими ртами и глазами, их слова превращались в волны, а волны неслись ко мне железным червём; железные животные механическими ртами пели песни Ратибора, а всемогучий многоликий Ток под эти песни из ржавчины и тлена лепил мир и за тем рушил его.

Ооо… мой улыбчивый читатель, в каком психоделическом плясе мой древний разум закрутил новую информацию, тебе остаётся только представить. Смело напряги своё цивилизованное воображение, уверяю, ты не переборщишь. Только изумлённый, как дитя, дикарь в пьяном сне может увидеть подобное. Для тебя я лишь забавный человечек, которого посадили в коробку и назвали её миром, или того хуже – я для тебя лишь порядок букв на бумаге, составляющий слова, но я живой! Как ярко я видел мир и как быстро убегал от него во сне той ночью… пусть подобное переживёшь и ты, с добром желаю я тебе…