Олисава Тугова - Волжская чайка online

На полу, прижавшись спиной к стене, сидела девушка. Взлохмаченные крашеные белые волосы падали ей на лицо. Чайкин, решив, что она спит, опустился рядом.

– Яш, я буду ждать тебя и каждый день писать письма, – вдруг тихо сказала блондинка.

Яшка удивлённо заглянул в заплаканные глаза и коротко, хрипло, будто с усилием, проговорил:

– Не надо. Я не вернусь.

Потом он заснул тут же, у стены, разговор растворился во сне и забылся, как забываются многие странные сны.

А она ждала. И писала письма, закапанные слезами, но пустые и глупые – в жизни бедняжки мало что происходило. Все немудрёные записки так и оставались в закрытом ящике письменного стола – девушка не знала адреса воинской части. Со временем это превратилось в привычку, заполняющую вакуум, в дневник, в котором реже и реже появлялись новые записи. Два года прошло. Адресат не вернулся, он остался служить по контракту.

Яшка тосковал лишь о волжских волнах, задыхался ночами без волжского ветра. Волга была его родиной, только она звала его, только её он исступленно жаждал. Бездушный город, давно забывшиеся друзья детства стали полустёртым, размытым фоном мимолетных воспоминаний.

В марте подвернулся оборотный попутчик, ехавший в Саратов по делам на старенькой девятке. Сердце Яшки дрогнуло, забилось в одном решении: «Поеду!»

Город не ждал его, встретил пустынной утренней набережной с кромкой снега, обелиском, залитым солнечным светом в синеве ясного неба. Но Чайкин приехал не к нему. Он спустился к воде, поспешно разделся и нырнул в объятия матушки Волги. Хохотали-лаяли товарищи, крутили пальцем у виска. А Яшка замер от холода и душевного блаженства. Две минуты. А впереди ещё целые сутки, чтобы слоняться по городу, обнимать липы, здороваться с каменными развалюхами заброшенного теперь здания общаги.

Саратов не очень изменился, остались прежними друзья – они тащили бухать на загородную хату, в клуб, сауну… Стал совсем другим Яшка. Он почувствовал это, когда оказался в декорациях старого спектакля и понял, что больше не играет в нём никакой роли. «Сеня на зоне, а Дюха спился и помер зимой, у Витьки-наркоши – СПИД, Димона убили», – рассказывали Чайкину в пьяном угаре те, что выжили. Но Яшка мыслями был уже в обратном пути – на чужую землю, но к своему делу, к служебному воинскому долгу. Саратов, наводнённый чужими людьми, тоже стал чужим. Городское дно отталкивало, хотелось поскорее выплыть наверх, чтобы снова не привыкнуть к гнилой среде, не завязнуть в ней, не погибнуть. «У меня есть Волга», – думал Чайкин. И чувство бесприютности покидало, как вытащенная заноза. Прошлое осталось замшелым камнем на дне, не было смысла нести его с собой. Один путь, прямой, как стрела, вёл в будущее. Никто никогда не возвращался назад. «Я не вернусь, – вспомнил Яшка с улыбкой и повторил, – не вернусь».

Такого упрямо-одинокого человека, наотрез не желавшего привязываться к людям, я встретил впервые. Он прикипел душой лишь однажды – к армейскому товарищу – Лёньке Лису. 3 3 Подробнее о судьбе Лёньки Лиса можно прочитать в книге Олисавы Туговой «Когда поёт Лис»

На Тихорецкой была пересадка на московский поезд до Владикавказа. В тёмной ноябрьской ночи плавали коровьи гудки локомотивов, терялись редкие огни. И холод. Просто космический… Но в безвоздушном пространстве не бывает такого пронизывающего чёрного ветра… Аж сносит со стриженой башки серую армейскую шапку. И жрать охота… Блин, как же жрать охота. До тошноты. Бегом, бегом, стоянка поезда три минуты. Яшка, сверкая глазами затравленного волчонка, запрыгнул в нужный вагон. От резкого движения сознание качнулось, и к горлу подпёр комок желчи. В вагоне нечем дышать. Пахнет перегаром, чаем, колбасой и растворимой лапшой… Вошедшие занимают свои места, закатываясь, как шары, – каждый в предназначенную ему лунку.

Яшка присел на свою нижнюю боковушку… Краем глаза заметил – наверху парнишка, бритый затылок беззащитно сверкает белой незагорелой кожей, и ракушка уха. Под столом – кирзачи. На крючке камуфляжный ватник. Тоже призывник… Товарищ по несчастью.

Яшка пристроил свой ватник рядом.

Тронулись, свет от фонаря на станции медленно пополз по вагону. В свете фонаря – два сонных, но любопытных глаза. И снова всё в полутьме.

– Привет, – шёпотом. – Я Лис.

– Привет. Яшка я. Это… Как стол опустить? – Яшке было стыдно, что он не умеет.

– Подними, перекувырни и вбок… Ага… Ты на поезде не ездил что ль? – говорок северо-русский, чуть заметно напирает на «о».

– Из Саратова еду, но там у меня верхняя была…

– А раньше?

– Не…

– Погодь, ща матрас скину… Лови.

На Яшку сверху свалился мягкий пыльный рулет.

– Чего у тебя постельного-то нет?

– Не…

– А, ну ничё, утром доедем уже. Перекантуешься.

Яшка снял кирзачи, неумело размотал портянки. Блин, похоже, натёр уже. Зверская обувка. Или умеючи надо…

– Это… Лис… У тебя пожрать ничё нет?

– А сухпай свой умял уже?

– А мне не выдали чего-то. Я не знал, что положено…

– Вот суки, сэкономили, видать. А на дорогу тебе родные хавчика не положили?

– Я как-то не подумал, что ехать долго… Не… У меня это… Нету никого.

– Детдомовский?

– Угу.

– Ну так я тоже, – Лис улыбался от уха до уха. В Яшку полетела банка тушёнки и кусок чёрного хлеба.

– А это… Ножа у меня нет.

– У меня тоже отобрали. Не положено. Ну ложка есть? Ложкой открой.

– И ложки нет…

Лис свесился вниз, глянул насмешливо:

– А чего у тебя есть?

– Да ничё нет… Сказали, вещей не бери, всё равно отнимут… – Яшка жевал хлеб, прижимал к груди консерву и улыбался виновато.

– Ммм, ясно… – Лис легко оказался внизу. Ложка в руке – как нож у защитника Севастополя. – Давай откроем.

Установил банку на сиденье, бухнулся на коленки в проход и зашаркал по круглому рубчику крышки, крепко вцепившись в горбатую спинку ложки.

Намял прогиб, дальше – до дыры. Выступил сок. Прогнать разлом вкруговую – по рубчику… Яшка втянул воздух носом и сглотнул слюну:

– Уже больше суток не жрал…

– Ну ты ваще… – Лис комментировать дальше не стал, сунул ему ложку и открытую банку. Поднялся.

– Пойду за кипятком схожу, БП-шку тебе забодяжим.

– М?

– Ну бомж-пакет… Лапшу, короче… Самое то в дороге.

Вагон раскачивало. Сытый Яшка засыпал. Но одна мысль его всё же тревожила.

– Слышь, Лис… А на Кавказе же… Там еще война… И вообще. Как деды встретят. Не боишься ты?