Галина Беззубова - Бизнес-бомж

Сколько для этого ему пришлось поглотить жизней за свои годы, знали только он, время и Вселенная.

Каждую тёмную ночь, взяв свою трость в руки, он выходил на тёмные улочки города и медленно прохаживался по сумрачным улочкам в поисках подходящей юной жертвы для создания желанной вечности.

Глава 6

Неслышными шагами приближаясь к своей очередной жертве, тихо, без звука и без боли, он прокалывал иглой её сердце.

Юноши не успевали сделать вздох, не успевали оглянуться, они становились мягкими и недвижимыми.

Ноэль, взяв юношу под руки, тащил его волоком к себе в замок, под ноги несотворённой статуи.

Высосав из него кровь, вливал её в медную колбу, для каждого из его гостей была приготовлена индивидуальная. Также для них были изготовлены под рост и вес прямоугольные металлические сосуды, залитые раствором растёртого до нежной муки мрамора, замешанного до жидкого состояния теста на яйцах Вену и Великого Гоготуна.

Богами считались мифические священные птицы – Вену и Великий Гоготун. Даже за неумышленное убийство этих птиц полагалась смертная казнь.

Взяв безжизненное, обескровленное тело в свои сильные руки, он медленно погружал его в золотой сосуд, наполненный раствором, до полного утопления.

Сцеженную кровь юноши доводил до кипения, часами вываривая на слабом огне до полного испарения.

Время шло, раствор густел, сох, твердел, тело гнило, разлагалось, заполняя всё вокруг вонью и трупным запахом.

Шли месяцы, шёл процесс высыхания раствора, который превращался в прочный камень. Получалась «сосиска в тесте», или «пирожок с котёнком».

Когда материал был готов к использованию, Ноэль поворачивал его в вертикальное положение, заливал в появившееся отверстие серную кислоту и оставлял на три дня и три ночи.

Дни шли, Ноэль варил золото, кислота тоже делала своё дело. Через три дня, опорожнив «пирожок» через отверстие, Ноэль вливал в него горячее золото. Оставив сосуд на семь месяцев, он отправлялся искать следующую скульптуру.

Глава 7

Он давно не зажигал свечей, факелов, огня в печи и множество дней находился без пищи, сидел понурый в центре кольца из множества статуй на своём высоком золотом троне, перед ним стоял белый, отливающий бирюзой, обточенный со всех сторон мраморный камень, пожелтевший от безжизненности и времени.

Очередное дуновение ветра ворвалось в его мастерскую, колыхнув паутину, покрывшую его статуи, пронизывая его тело дрожью. Ноэль дёрнулся, поднял глаза на камень. Его мгновенно охватили боль и разочарование: это же он, именно он, мешал его достижению! Ярость и гнев в одно мгновение нахлынули на него одновременно с дуновением ветра, пронизывая его до костей бессилием.

Одно мгновение – и, сорвавшись с насиженного места, Ноэль поднялся из последних сил и двумя руками толкнул камень прочь от себя.

Ярость пульсировала в висках, голова кружилась, а силы покидали его, и если б у него их было хоть чуточку больше, он бы взял кувалду и раздолбал этот ненавистный камень вдребезги.

Он ненавидел любовь, и если бы не желание подчинить её себе, у него было бы сейчас одно стремление: убить, уничтожить, стереть с лица земли.

Медленно переведя взгляд на металлический топор фунтов тридцати весом, он сделал в его сторону шаг, при этом, качнувшись, упал на холодный каменный пол.

Ударившись головой и туловищем о камни, он ясно услышал глухой стук в металлическую дверь, вторящий его падению.

Полежав минут пять, он стал внимательно прислушиваться, но кроме мёртвой тишины и хождения крыс он не слышал ничего, и лишь откуда-то издалека до его обоняния донёсся человеческий дух.

Ноэль, приподнявшись, встав на ладони и колени, стал тихо передвигаться в сторону тяжёлой двери.

При этом он вдруг почувствовал, что очень много дней не ел совсем. Если это человек – то как раз кстати, обоняние никогда не подводило его уже многие века, что-что, а запах крови ему был знаком очень хорошо. По нему он мог легко определить и пол, и возраст, и образ жизни человека. С каждым ползком он набирал темп, силы постепенно наполняли его тело.

Глава 8

Симона кружила в нежном лёгком танце, сливаясь с ветром, забыв про всё, что связывало её с землёй и людьми. Только она и мелодия её вольного друга ветра. Ветер дунул чуть резче и сильней, как будто поднял её на руки, она сделала прыжок вперёд и, отталкиваясь от земли, крутанулась в воздухе.

В этот момент что-то сильное толкнуло её в грудь, так, что девушка отлетела в сторону и, потеряв равновесие, упала и ударилась головой о железную дверь старого замка. Последним, что она могла почувствовать, был глухой стук, сопровождавшийся жжением, в то же мгновение музыка исчезла, всё потемнело и погасло.

Ноэль подполз к двери, огляделся. Дверь была закрыта с тыльной стороны на тяжёлый дубовый засов. Впившись в него глазами, он понимал, что даже если он встанет, то открыть засов ему не хватит сил, запах крови и человечины был уже так близок, в глазах у него слегка мутнело, а голова кружилась уже не от слабости, а от жажды вкушения пиши.

Он встряхнулся и встал на ноги, держась руками за дверь. К его большому удивлению, засов открылся свободно и легко.

Ноэль потянул дверь, и вместе с дверью к нему под ноги ввалилась она. Опустившись на колени, не веря своим глазам, он тихо и нежно прикоснулся к её окровавленному виску, проведя ладонью по лбу.

Сколько столетий он искал только её, сколько объехал и обошёл земель, городов, усадеб!

Кто мог ответить точно, сделав правильный подсчёт? Конечно, никто, по одной причине: никто не мог находиться на Земле столько, сколько находился находится на ней с момента рождения он сам.

Её запах, её красота, её нежность, юность, невинность, незащищённость сводили его с ума, одурманивая, помимо этого, запахом крови и тела. Её энергии издавали тонкий насыщенный аромат, как нежный весенний букет полевых цветов.

Голод брал своё, ему хотелось недолго думая вонзить свои корявые зубы в её мягкое нежное тело, вырвав большой кусок свежего мяса, запив всё это её сладкой кровью, высосав всю её до последней капельки, возможно, даже съесть её тело, разжёвывая хрустящие нежные косточки.

От этой мысли его голова кружилась всё сильней. У него не было сил совладать с собой, он нагнулся ещё ниже, встал над ней на колени, уперевшись в землю руками, вглядываясь в нечеловеческом изнеможении в её лицо. Ничто никогда не было в его давно проклятой всеми жизни таким искушением, даже чуточку похожим. Его кости крутило и крутило, живот сводило, а голова кружилась; страсть, желание выкручивали его наизнанку.

Он оторвал одну руку от земли и аккуратно убрал её светлые воздушные волнистые волосы с разбитого виска, нагнувшись ниже, прикоснувшись языком, тихо и нежно лизнул его, сползая по следу крови к щеке, носу, губам.