Гегам Севан - Хрустальный замок. Роман. Рассказы

– Что это значит? – спросил я оскорблённо.

– Я не говорю, что ты сознательно идёшь на поводу у своего тщеславия, нет, – ответил он, – но так может случиться, если в работе твоей не будет направленности и цели.

Литература, казавшаяся мне лёгким и праздничным делом, обернулась теперь чудовищем, страшным и привлекательным одновременно. Это было как наваждение. Я стал неспокойным, я почти заболел. Не знал, что делать. И вывел меня из этого состояния Горький.

Простые и близкие моему сердцу произведения Горького помогли мне обрести покой.

«Вот ведь, – думал я, – благодаря своей воле он достиг всего, не закончив даже начальной школы, его университетом являлась сама жизнь». «Да, Горький, – титан, но ничего, надо много работать, – говорил я себе, – может, что-нибудь и получится…»

Я читал рассказы Горького, и душа моя витала где-то над бескрайними степными просторами России.

В одну из наших встреч мой товарищ из университета сказал:

– Ты никогда не думал, что на свете живут люди, как бы родившиеся для страданий, и есть такие, будто у них на роду написано быть счастливыми.

– Да, а почему?

– Потому что жизнь у нас признает только два вида людей: тех, кто гнёт спину, и тех, кто умеет пользоваться их трудом. Вот возьми этот спичечный коробок, – и он вынул из кармана коробку спичек. – Вначале он не представлял собой никакой ценности или был сырьём, цена ему, предположим условно, равнялась единице. Но его сделал рабочий, и тогда он получил новую ценность – цена его, скажем, стала равняться пяти единицам. Дальше. Что делает фабрикант? Он покупает этот коробок у рабочего за пять курушей и продаёт его нам за шесть, взяв у нас, таким образом, один куруш, или продаст его нам за пять курушей, но обкрадывает на один куруш рабочего, заплатив ему не пять, а четыре куруша. Этот простой пример может служить схемой для всех взаимоотношений человеческих, и в результате мы увидим, что существуют миллионы обкрадываемых людей. Понимаешь?

– Правда.

– Ещё бы не правда. А теперь представь такой строй, при котором людям не приходится лгать и работа вознаграждается сполна.

– А как же фабриканты?

– К чертям фабрикантов! Знаешь, какую прекрасную жизнь можно было бы создать на земле, отобрав у них их миллионы…

– Что же делать?

– Бороться, чтобы изменить всё.

– Вдвоём?

Мой друг рассмеялся:

– Хочешь, мы будем чаще с тобой видеться?

– Хочу.

– У тебя есть друзья?

– Да, конечно.

– Вот что мы сделаем, – мы будем собираться вместе и учиться, как надо бороться.

Бороться?.. Мне это понравилось.

– Хорошо, – сказал я со всей искренностью, – у меня сохранилось отцовское оружие, а у одного из наших парней есть великолепный нож; скажу, чтобы он прихватил с собой.

Он с трудом сдержал улыбку.

– Ладно, – сказал он, – валяйте, но надо соблюдать тайну, нельзя болтать…

Это уже становилось совсем интересно. Сразу вся моя жизнь до этого показалась мне бессодержательной и никчёмной, и отношения с Сона и Матильдой тоже…

Что ж, случай играл свою роль в моей жизни. Я познакомился с коммунистом, вернее – он сам разыскал меня и терпеливо стал учить, не высмеяв меня даже за детское предложение обзавестись «для борьбы» ножами…

И начались наши систематические встречи со студентом. Мы ещё не понимали, что происходит с нами. Мы только чувствовали, что безграничные горизонты раскрываются перед нами, и юношеские мечты постепенно обретали облик ясный и земной. Но однажды, однажды из газет мы узнали о массовых арестах. Среди множества турецких имён было армянское имя, поразившее нас. Имя нашего друга-студента. Он обвинялся в активной деятельности в рядах турецкой компартии и был приговорён к трём годам тюремного заключения.

Но всё равно мы не понимали серьёзности всего происходившего, мы только удивлялись, почему арестовали человека, который хотел всем счастья.

Как наивны мы были. Мы не понимали, какое тяжкое, какое высокое это «преступление» – любить людей и посвятить себя борьбе за их счастье.

Большинство моих товарищей отошло после этого случая от меня. Со мной остался только один. Но я знал уже, что мне надо делать, я чувствовал себя сильным, и одиночество меня не пугало.

И опять, как прежде, бродил я по пустынным улицам. Бродил и думал, как мне жить дальше. Школьные занятия приходили к концу. И я решил, во что бы то ни стало учиться и поступить летом на юридический факультет университета.

А литература… литература стала моим любимым, моим каждодневным занятием – моим досугом, моим отдыхом, моими буднями.

Жизнь обрела для меня смысл. Были минуты, когда я чувствовал, что я способен выдержать лишения и нищету ради высоких идей, – пусть простит мне читатель эти «громкие слова».

Моим единомышленником теперь был тот самый товарищ, который не бросил меня, когда распался наш кружок. Мы часто бродили с ним по улицам. И как некогда с Сона, так и теперь с Ваче мы во время наших прогулок молчали. Мы понимали друг друга без слов, и хотя дружба наша не была скреплена никакими обещаниями, каждый из нас понимал, какая это была бы утрата для нас лишиться друг друга.

Ваче был племянником Рубена Севака 6 6 Известный армянский поэт. . Он посещал немецкую школу и до безумия любил литературу.

Отец его объяснялся исключительно на турецком языке и имел ферму далеко в горах. Ваче часто дарил мне свои прочитанные книжки. В них я всегда находил помеченные карандашом места. Иногда возле пометок стояли цифры – 0, 10, 5, 6 и т. д.

Вкусы наши обычно совпадали. Однажды он протянул мне очередную книжку – сборник рассказов Горького на турецком языке, под названием «Мечта о любви». На книжке была надпись: «Для Гегама». Теперь я листаю иногда эту книжку – единственную память о моём друге.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.