Гегам Севан - Хрустальный замок. Роман. Рассказы

Море пахло дыней и арбузом. А мы – всегда грустный Христо, мечтательный я и самый «положительный» среди нас Мило – заводили разговор о Кристине. Мило говорил, что ему бы ещё немного подрасти, тогда он непременно женится на ней. Христо хмурился, глаза его горели, и когда Мило договаривался до того, как он увезёт Кристину к себе в Белград, у Христо вырывалось непреодолимое: «Ах, Кристина!»

Моё сердце сжималось при виде соперников, но каждый раз мне приходилось брать на себя роль примирителя.

Это я, увидев однажды слезы у Христо, сказал:

– Ребята, давайте поклянёмся, что никто из нас не станет единственным повелителем Кристины. Давайте женимся на ней втроём. Все вместе!

Это была новая идея, идея, заслуживающая внимания. Христо, Мило и я – мы все станем мужьями Кристины, и никто из нас не будет в обиде. И, кроме того, если нас будет трое, кто посмеет её у нас отнять!

Втроём мы заработаем больше денег, и Кристина останется довольна. Мы заведём себе лодку, – один будет править, а Кристина сядет между двумя другими, – и начнём ловить рыбу.

– Найти бы необитаемый остров и поселиться там. Жили бы в шалаше, песни бы пели всё время, – мечтательно говорил Христо.

– А Рути?

Нет, Рути нельзя было предавать. Впрочем, наш план должен прийтись ему по вкусу. Ведь это мы – не кто-нибудь другой – хотим жениться на его сестре. Рути тоже поедет с нами, и всё будет в порядке. Как чудесно мы заживём!

И вдруг как гром среди ясного неба.

– А если ребёночек родится, – сказал Мило, – кто тогда будет отцом?

– Все вместе.

– Не пойдёт!

– Почему это?

– А какой он будет национальности?

На минуту воцарилось молчание, потом Христо сказал:

– Грек!

Я:

– Армянин!

Мило:

– Югослав!

– А Кристина? Вдруг ей захочется, чтобы ребёнок был немцем? Ведь она мать – как скажет, так и будет…

– Ребёночек не родится, – провозгласил я с видом знатока.

Очень это был трудный вопрос… Ведь у каждого папы с мамой есть ребёнок. Ну, хотя бы мы сами. Правда, недавно произошла совсем удивительная вещь – у Христо не было отца, а мать родила ему братика…

– Говорят, девушки и без мужа могут заиметь ребёночка, – сказал Мило.

– Вот что, – заключил Христо, – пусть Кристина сейчас родит ребёночка. Потом мы на ней женимся, а ребёночка сделаем своим братиком.

– Я решил жениться, – объявил я маме.

Мама удивлённо подняла брови и, стараясь придать своему лицу серьёзное выражение, сказала:

– Я что-то не поняла, мой мальчик.

– Вернее, мы трое, Христо, Мило и я, решили жениться.

– Не может быть, – еле выговорила мама, давясь от смеха. – На ком же?

– На сестре Рути.

– Втроём?

– Да, втроём. Только… мне надо выяснить одно дело…

– Какое, мальчик?

Я замялся.

– Как сделать, чтобы… это… ну, чтобы ребёночка не было?

И я застыл с раскрытым ртом.

– Чтобы в последний раз, – сказала мама рассерженно, – ты был на улице. Всё! Я запрещаю тебе водиться с этими испорченными мальчишками! И смотри у меня! Не послушаешься – пойдёшь «в гости к мышам»!

Я стоял как убитый. Это было страшно – не ходить на улицу, лишиться таких друзей, как Христо, Мило, Рути, не видеть Кристины. Особенно последнее. И потом назавтра предстояла ответственейшая битва с мальчишками соседнего квартала. Ходили слухи, будто сам Рауф со своей группой примкнул к ним. Что делать? Как истолкуют моё отсутствие? Трус, скажут все, трус и предатель. Тут я не выдержал и заревел во весь голос.

– Прекрати сейчас же! – сказала мама.

– Пойду! Пойду на улицу! – твердил я, захлёбываясь.

– Ах, ты ещё и кричишь? Ну-ка, проходи, быстро!

Строгой и неуступчивой была моя мама, и её «проходи, быстро!» значило, что мне надо проследовать в наш дровяник, «в гости к мышам». Ужаснее ничего не могло быть. Я панически боялся этих визитов к мышам.

– Нет, мамочка, – заревел я ещё сильнее, – прости меня…

– Пойдёшь ещё на улицу? Пойдёшь?

– Да… да… да-а-а…

– Скажите, какой упрямый! Ну-ка, проходи, быстро!

И потащила меня в дровяник, втолкнула и заперла на замок.

– Мамочка, хорошая моя, любимая, – взмолился я в ужасе, – выпусти меня, мамусенька, не пойду больше на улицу, открой дверь…

Долго я призывал маму сжалиться надо мной, под конец устал, замолчал и, не обнаружив мышей, почувствовал даже некоторое удовлетворение при мысли о том, как жестоко я наказан.

О, что это была за сладкая боль во имя чистейшей, невинной детской любви! Сколько слёз было пролито в далёкие безмятежные дни моего детства. Пройдут годы, и Кристина, подобно героиням виденных нами фильмов, узнает обо всём этом, узнает о наших мучениях… Лишь бы узнала, лишь бы она узнала, даже если не пойдёт за меня замуж…

– Ах, Кристина, Кристина…

В последние дни я переживал много унижений и потрясений. Мама была неумолима. Отныне улицы для меня не существовало. От стыда я не осмеливался даже к окну подойти. Спрятавшись за занавеску, с тоской глядел я на проходившее мимо нашего дома «войско». Христо то и дело задирал голову и с любопытством смотрел на наши окна, и хотя я и знал прекрасно, что за укрытием меня не видно, каждый раз я невольно отскакивал от окна.

Не помню, на третий ли, на четвёртый ли день моего домашнего заключения в дверь к нам постучали. Открыла мама, и я услышал, как Христо спросил обо мне. Мама ответила, что я ни разу больше не покажусь на улице, что мне надо заниматься уроками и что она не желает видеть меня рядом с такими испорченными мальчишками, как он, Христо. Я почувствовал, как жестоко обидели моего друга, и сам в свою очередь оскорбился и собирался уже зареветь, да вовремя сообразил, подбежал к окну и позвал: «Христо!».

Христо обернулся – на лбу у него была белая повязка. Я забыл всё, что хотел сказать в своё оправдание, и сделал ему знак рукой: мол, что это с тобой? Он как будто ждал этого вопроса.

– От вчерашнего сражения, – сказал он небрежно, как и подобает говорить истинному герою.

Каким ничтожеством почувствовал я себя в эту минуту! А он продолжал:

– Лупили они нас – у Мило все руки и ноги в крови были, ты бы видел! Но им тоже досталось, особенно этому самому Рауфу.

Но тут в комнату вошла мама.

– Марш от окна, – рассердилась она, – быстро! Ты что, не слышал? Я запретила тебе разговаривать с ними!

Я оторвался от окна, бросился в свою комнату и там рухнул на постель и чуть не задохнулся от слёз. Я понимал, что Кристина для меня навеки потеряна. Ясное дело, она отдаст предпочтение Христо и Мило, когда те, раненые, с независимым видом пройдут под её окнами. Я даже на улицу не могу выйти. Кончено. Не будет больше острова, не поедем вчетвером кататься на лодке – я, Христо, Мило и Кристина.