Гегам Севан - Хрустальный замок. Роман. Рассказы

Но пришёл конец и этому счастью. Настал день, когда мне пришлось за всё расплачиваться.

Была большая перемена, я расхаживал по школьному двору, и вдруг со всего размаху наскочил на меня какой-то незнакомый мальчишка. Я сначала не обратил внимания, но мальчишка вернулся, стал передо мной и спросил:

– Ты меня знаешь?

– Нет.

– Вот тебе моя визитная карточка.

И замахнулся кулаком.

– Что тебе от меня нужно?

– Я – Товарищ Рауфа!

– Не понимаю.

– Сейчас все поймёшь… Получай!

И так двинул меня кулаком, что чуть нос не расквасил. Сцепились. Как назло, на правой руке у меня был нарыв. Мы катались по земле, и я думал, что плохо моё дело, что вот так, наверное, и пропадают ни за что люди. Но тут случилось чудо. Мальчишка, совсем было оседлавший меня, вдруг поднялся и тут же плюхнулся рядом. Кто-то нетерпеливо дёрнул меня за руку. Это был Христо. Оказывается, он ударил моего противника ногой в живот.

– Бежим, – сказал он, – их много, и Рауф с ними!

И мы припустились со всех ног.

– Ты не думай, пожалуйста, я вовсе не из-за тебя его стукнул, – сказал Христо. – Просто мне надо было кого-нибудь избить сегодня…

– Для чего?

– Кристина…

– Что – Кристина?

– Замуж выходит.

– Как замуж?!

– За старшего брата Рауфа.

Вот так новость!

– Я, – проговорил Христо мрачно, – я уверен, это против её воли. Надо что-то придумать.

– Что-то придумать?

– Надо похитить её. Да. И ты должен быть с нами в этом деле.

Я молчал.

– Значит, ты действительно дезертир…

– Нет, – ответил я, оскорблённый, – я буду с вами.

– Сегодня после обеда… спустимся к морю, обсудим положение.

– Мне в школу после обеда.

– Плюнь на школу!

Легко сказать – «плюнь». Но речь шла о Кристине, о «дезертирстве», наконец – это была наша «первая любовь», и я решился.

– Ладно.

– Значит, после обеда, перед кинотеатром «Тан».

Мы пожали друг другу руки, и Христо, посвистывая, удалился.

До сих пор помню этот день – вторник: ровно в половине второго я был у входа в кинотеатр «Тан», в полной растерянности, чувствуя себя закоренелым преступником: в школе уже начались послеобеденные занятия… что я скажу маме? Но я не успел придумать спасительной лжи. Ко мне подошёл Мило, за ним Христо.

– Поехали!

И мы вскочили в трамвай. У меня появилось такое чувство, будто и не было никакого «домашнего ареста», и я тут же забыл про школу. Мы спустились к морю. Христо предложил покататься на пароходе, – мол, там всё и обдумаем, платит он.

– Что мне теперь деньги! – сказал Христо. – Я стащил их из маминой сумки.

На пароходе я опять забеспокоился – вдруг кто-нибудь увидит. Кто-нибудь из учителей. Что тогда будет со мной? Да меня на виселицу просто вздёрнут, вот что будет со мной.

Была осень, дни стояли холодные.

Молча поднялись мы на верхнюю палубу и устроились на корме. Наше излюбленное местечко. Поблизости никого не было – все пассажиры предпочли укрыться на нижней палубе.

Первым заговорил Мило.

– Надо предупредить её письмом, – сказал он, – чтобы она приготовилась.

– А кто напишет?

Вопрос был более чем щепетильный. Среди нас один я умел писать, да и то с грехом пополам.

– Письмо будет короткое, – сказал Христо, – если она душой с нами, то поймёт с полуслова.

– А Рути? – спросили мы с Мило.

– Что – Рути? – разозлился Христо. – Рути тоже дезертир, раз согласился отдать сестру за какого-то там брата Рауфа! Он нам больше не друг. И не главнокомандующий! Он теперь заодно с Рауфом, а Рауф – наш враг!

– Ты прав, – сказал я, – ты достойный сын своего случайного отца!

– Что-о-о?

– Ну да, ведь твоя мама сейчас с другими шуры-муры разводит!..

– Что ты болтаешь?

– Тогда скажи, скажи, где твой отец? – запальчиво крикнул я в ответ.

Христо отвернулся. Мне даже показалось, что он плачет.

– У меня, – сказал он, – нет отца.

– Есть! – настаивал я. – И наше правительство его арестовало!

Он весь побледнел, а я уже раскаивался в своей глупости, я видел, как больно задели его мои слова, и добавил:

– Знаешь, я это слышал от наших соседок… в гости к нам приходили…

– Чтоб их… – Сказал Христо.

И вдруг Мило, всё время молчавший, крикнул:

– Всё летит к черту! Сначала ты от нас удрал, потом Рути, пожалуйста, вон что выкинул, теперь Христо… Так у нас и Кристину отнимут.

– Нет, за Кристину я буду драться, – сказал Христо. – Кто хочет, пусть идёт со мной. Я уверен, что это замужество – дело рук Рауфа. Он, проклятый, всё подстроил. Хочет нашу армию изнутри ослабить, перессорить хочет нас. А ты попробуй ещё такое сказать про мою маму! Убью тебя, так и знай.

– Христо, – сказал я, – я очень люблю твою маму, совсем как свою.

– Если б любил, не говорил бы так.

– Клянусь богом, Христо, я не знаю, что это значит.

– И я не знаю, но раз соседки сказали – значит, плохое. Я потом как-нибудь спрошу у мамы, что это такое «шуры-муры». А теперь приступим к делу.

– Пишем!

– Что?

– «Завтра вечером в 10 часов ждём тебя под акацией».

– А куда мы её спрячем?

В самом деле, куда мы спрячем Кристину?

Я предложил наш дровяник. Там можно спокойно оставаться до утра. Но потом, как быть потом?

– Не будем сейчас ломать голову, – отрезал Христо строго и решительно. – Там видно будет.

И мы сочинили такое послание:

«Чтобы спасти тебя от этого замужества, мы готовы похитить тебя завтра ночью в 10 часов. Приходи к акации».

Христо предложил нарисовать внизу сердце, пронзённое стрелой. Эта идея пришлась нам по душе, и мы нарисовали три капельки крови – по капельке от каждого. Осталось поставить подписи.

– Напишем свои имена, – сказал Мило.

– Нет, – возразил Христо, – лучше «офицерский состав армии с обручами».

Так и сделали. Теперь надо было решить, кто вручит письмо.

– Я! – сказал Мило.

– Через кого?

– Прямо в руки.

– Подкараулю. Как только выйдет на улицу – подойду, отдам.

– Ладно.

Поистине грандиозный план наметили мы и, конечно, знать не знали, что за всем этим ещё последует. Главное было похитить Кристину, а там – будь что будет. Таково было наше единодушное мнение, а я… я просто изнемогал от счастья: ведь Кристина будет в нашем дровянике! И мы – с ней! И пусть не то что мыши – пусть нападают огромные крысы! Ничего не страшно!

Домой я вернулся с большим опозданием и с порога уже начал громко стонать:

– А-а-ах! У-у-уф!.. О-ох!

– Что с тобой? – спросила мама, бледнея. – Где ты был? Мы с ног сбились, весь город обшарили, в полицию обращались.

– Я болею, – прохрипел я с трагическим видом, – я очень тяжело заболел. Умру, наверное… Горяченького мне… и в постель…