Елена Чиркова - Оставьте ангелов без работы

© Елена Чиркова, 2019

ISBN 978-5-4490-9231-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В аэропорту Амстердама стоит белый рояль.

А я никогда в жизни не видела рояля. Тем более белого. Поэтому обалдела.

– Ну что, Прекрасная, – настроение каково? – Пихнула я локтем Елену.

Елена даже бровью не ведет, катит чемодан к стойке регистрации, рассеянно глядит по сторонам, меня в упор не видит. Ну, ничего. За много лет я привыкла.

– Ну что, настроение каково? Во! – Сама себя веселю я, привычно сплетая из пальцев правой руки знакомый каждому ребенку, воодушевляющий жест. Левой – прижимаю к боку книгу кулинарных рецептов. Люблю почитать про еду, когда делать нечего.

Елена становится в очередь, на регистрацию, вытягивает из сумочки документы. Сижу, жду, подперев рукой щеку, по – пацански развалившись на пластиковом жестком стуле, вытянув ноги, глаз не свожу со своей Прекрасной.

Елена. Моя Елена…

Если посмотреть со стороны, мы та еще парочка.

Елена – балерина, сероглазая красавица с темными вьющимися волосами, словно речные водоросли.

Я – привет из девяностых. Обесцвеченная овечья челка низко-низко над желудевыми глазами; джинсы-варенки да белая майка-алкоголичка.

Мне тридцать. И мне всегда будет тридцать.

Регистрация на рейс окончена. Сидим, ждем теперь вместе. У Елены в глазах страх. Она всегда дрожит перед полетом. Дрожит всегда, а меня позвала в первый раз. Так что я не только рояль, но и аэропорт в первый раз вижу.

Ну, все. Нам пора.

– Самолет летит, самолет гудит… – Радостно шагаем по «рукаву», прямиком к одинаковым стюардессам. – У-у-у, мы летим в Москву-у-у.

Пассажиры толпятся в проходе. Занимают места.

Я прикасаюсь к запястью Елены. Пульс участился. Нервничает.

– Что делать?

С тех пор, как я рядом с Еленой, вопрос «что делать?» стучит в моих висках постоянно. Как звук колес в вагоне скорого поезда: « Что делать? Что делать? Что делать»?

Но этим утром я точно знаю, что делать. Заранее подсуетилась.

Заботливый город Амстердам.

Он уже разложил в ароматных кофейнях, газетных киосках, в аэропортах и на бортах самолетов свежую прессу с культурной новостью : звезда российского балета, Елена Черепахина, предпочитает на ужин жареную картошку.

Итак, пресса! На борту самолета есть свежая пресса.

Срываюсь с места по направлению к стюардессам. Еще перед взлетом они должны раздать пассажирам газеты.

…А вот и газетки. Свеженькие. Аккуратненькие! Стюардесса катит тележку и улыбается.

Улыбаюсь и я. Радостно сую руки в карманы потертых штанов. Привычка.

Наконец, улыбается и Елена, потому что на откидной столик ложится газета с ее фото.

«А ведь только вчера снимок сделали», – читаю я мысли Елены.

А дело было так. Труппа российского балета прилетела на гастроли в Амстердам, представлять балет «Щелкунчик». Елена – солистка, восходящая звезда. Она Машу танцует.

Выступление прошло успешно. После спектакля, в гримерку к Елене постучал интервьюер. Елена его впустила.

Я сидела, набычившись в углу, нервно теребила угол пыльной багровой шторы и думала: «Ну, как же галантен этот молодой голубоглазый голландец»!

Ревную?

Ревную.

Елена присела на краешек бардового, с золотым орнаментом, кресла, положив руку на изящный подлокотник. Острые Еленины позвонки, торчащие из усталой, едва опавшей спины; ноги, сплетенные в неправдоподобно красивую композицию – делали ее похожей на вымышленное создание из, только что оконченной сказки.

И мне вдруг жутко захотелось, чтоб перед голландцем сидела бы сейчас не Маша! Было бы забавно, если мгновение спустя, Еленин носик удлинился бы, вдоль позвоночника пробилась бы, и сразу ощетинилась серебристо-серая шерстка.

– Эге – гей! – Озорно вскрикнула бы Елена. – Где ты, Мышиный Король? Жди меня! Я с тобой.

Елена выскользнула бы из приторно – нежного, в атласных розовых ленточках, сценического платья, и мышью юркнула бы в норку, вслед за поверженным Мышиным плохим Королем.

А красавчик – интервьюер остался бы «с носом»! Вот такая фантасмагория.

Но – нет. Мои мечтанья не сбылись. Елена по-прежнему сидела в кресле. Красиво-каменная.

Самодовольный блондинчик считывал с бумажки заготовленные вопросы.

– Елена, что вас восхышает покушать?

– Покушать? О… Я обожаю картошку.

– Картошку? Но в Голландии много, очи-и-инь много элитной картошки!

– Здорово. У нас в России тоже много картошки. Моя бабушка отлично жарит картошку с луком и укропом.

– Не —е-ет! Вы такая тонкая. Вы что, почитаете картошку?

– Почитаю. Еще как почитаю. Особенно на ужин! – Картинно, якобы от раскаянья, вздохнула Елена.

– Елена, я не очень понял. – Неуверенно замялся красавчик. Вы шутите или нет? Или я так и писать: «Балерина Черепахина почитает на ужин жареную картошка».

– А давайте похулиганим! Так и пишите… – Хохотнув, подтвердила балерина. – Дескать, очень люблю картошку.

По виду блондина было видно, что он запутался. Однако уточнять смысл сказанного у Елены он не стал, видимо, чтобы окончательно не заблудиться в туманных дебрях едва для него уловимого словесного непонимания.

Интервьюер поставил точку в своем блокноте, рассыпался в благодарностях, попрощался и ушел. Я с облегчением вздохнула.

А теперь, вот они, газетки. Лежат перед «звездным» Елениным взором.

Елена сидит, свою фотку рассматривает. По лицу вижу, что шутка про ужин ей нравится.

Самолет набирает высоту. Пассажиры вжимаются в кресла.

Сую руку в карман. Орудую прямо как фокусник. Аккуратно вытягиваю из кармана «вареных» джинсов почти незримую тряпочку. Нет, это даже не тряпочка. Скорее, паутинка, что ли… Кладу ее на спину своей Прекрасной. Ближе к шее, чуть выше лопаток.

Паутинка живая. Прямо на глазах она, как облачко в июльском небе, начинает ползти и шириться по спине Елены. Под звук ветерка, гуляющего в пшеничном поле, невзрачная тряпочка превращается в два белых крыла, до поры до времени безвольно лежащие поверх тощих Елениных плеч, похожие по пуховую косынку ее бабушки Нюры.

Самолет летит ровно. Почти бесшумно.

Я вновь прикасаюсь к запястью дремлющей Елены. Пульс нормальный.

– Ну что же, Прекрасная. Мне пора.

Тихонько тяну послушные крылья с слегка захрапевшей своей «звезды».

Накидываю их себе на спину. Крылья обретают характер. Вздымаются, встают, как конь на дыбы.

Вгрызаются в позвоночник.

Рвут.

И выносят меня вон. Сквозь мутный кругляш замурованного иллюминатора.