Ирина Федичева - Придуманная жизнь. Роман

– Из деревни, что ль? – вопросительно глядя на Октябрину, обратился к ней какой-то мужичонка.

Октябрина неопределенно кивнула.

– Внучка чья?

Октябрина вновь кивнула.

– Что скрытничаешь? Чья ж будешь-то? Я в округе знаю, почитай, всех, – не унимался незнакомец.– Чтой-то тебя не припомню? Аль не внучка? Чай, городская? Чего ж тогда по лесу шастаешь? Одна-то? Не ровён час приключится неладное… Глянь-ка! Не твой ли хахаль ползёт? Еле на ногах держится… Твой, да?

Октябрина занервничала. Взглянув в указанную сторону, обмерла. Вадим! Что это с ним? Если бы не уверенность в его абсолютной трезвости, она б ни на секунду не усомнилась в том, что к железнодорожной насыпи, едва удерживая равновесие, на полусогнутых добирается горький пьяница… «Вот это да!» – восхитилась Октябрина.

Будущие пассажиры электрички как по команде повернулись в сторону Вадима, с трудом преодолевавшего подъём.

– Ишь, молодые, о совести забыли, – бурчал дядька, от которого, кажется, разило перегаром. – Попробовали бы мы в их года… загремели б со звоном… Живо б в кутузку… И дальше куда… Твой, что ль, этот малый-то? – не унимался назойливый говорун.

Октябрина скрывала растерянность, делая лицо равнодушным:

– Не знаю я его!

– Хе-хе, не знаешь? А по кустам с кем лазила? Вон юбчонка-то зазеленилась, насмешливо прищурился непрошеный всезнайка.

Октябрина смутилась.

Мужичонка упёрся в неё немигающим, совершенно трезвым взглядом:

– Ага! – потирая заскорузлые от грязной работы руки, он что-то бурчал и хмыкал на ходу, а потом, оглядываясь, подхватив несвежего вида узел, видимо, с каким-то барахлом, потопал в сторону остановки первого вагона, по-прежнему что-то бубня себе под нос.

Пробираясь мимо Октябрины, Вадим буркнул:

– Не пасуй…

Обдавая людей тёплым ветром, тормозила электричка. Октябрина забралась в середину состава, повторяя по дороге завтрашнюю «роль». «Знакомство» в поезде должно пройти удачно.

Спрыгнув с вагонной лесенки на тёплый городской асфальт, окроплённый дождём, она невольно оглянулась. Вадима не увидела. Куда он испарился? А вот говорливый мужик, громко отдуваясь, брёл вверх по ступенькам моста через пути.

Вокзальные часы показывали половину девятого вечера. Максимум через час Октябрина доберётся домой. И никто не заподозрит её в неискренности или лживости.

Долгий июньский день завершался золотистым закатом. Наверное, завтра опять будет хорошая погода.

«Замечательное лето, удивительное время года, – радовалась Октябрина. – Тепло-то как! Если бы ещё и с экзаменами пронесло. Четырнадцать человек на место было в прошлом году. А сколько будет в этом?»

Возвращаясь домой троллейбусом, она думала о лесной прогулке с тревогой: куда всё-таки запропастился Вадим?

Но вот и дом родной! Он перешёл к её отцу от его отца – как свадебный подарок. Сам же дед, революционер первой волны, так и не понявший, что происходило в стране долгие годы, ушёл из жизни, беспрекословно веря в чистоту помыслов соратников и тех, кто приходил им на смену. Внутренний террор власти, уничтожение нации казались ему чем-то ирреальным, чудовищной ошибкой, в которую невозможно поверить. Он глубоко и тяжело внутри себя переживал происходящее в стране. И умер от обширного инфаркта, не дождавшись появления на свет внучки. Но непременно порадовался бы её рождению на день революции и связанному с ней имени девочки.

Октябрина открыла входную дверь своим ключом. Из глубины дома доносилась любимая мелодия: «Эти глаза напротив чайного цвета…» Приятные строчки. И пелось в них про её золотисто-карие глаза.

– Это ты… – как бы отрешённо констатировала мама, выйдя в прихожую со сложенными на груди руками.

Мама, показалось Октябрине, была не совсем в своей тарелке. Не такой, как обычно. Другая.

– Что-то случилось?

Мама не ответила, махнув рукой. Потом обеими ладонями прикрыла лицо. Плечи её задрожали. Октябрина встревожилась: мама беззвучно рыдает!

– Что? Что случилось?

– Отец… Отец…

– Говори! Говори же! Что с ним? Он жив? – перепугалась девушка.

Очарования предыдущих часов как не бывало…

– Он… Он… Он ушёл! Он уехал! Навсегда!

– Как ты сказала? – дочь не хотела верить услышанному, но поняла всё без дополнительных объяснений.

Значит, это правда! Октябрина слышала обрывки разговоров мамы с её подругой, из которых уловила: между отцом и матерью что-то происходит. Мама подозревала его в связи с другой женщиной. Мама надеялась на благоразумие отца, на то, что он не станет рисковать карьерой, положением, останется в семье. Кажется, мама его по-своему любила. А он как же? Выходит, не любил или разлюбил? Почему? Куда уходит любовь, если семья создаётся на её основе? Стоп! Была ли любовь между её родителями? Они всегда сохраняли вежливые взаимоотношения, не более. Став взрослой, девушка засомневалась в когда-либо существовавшей хотя бы короткой любви родителей друг к другу. Спроси кто, на чём основываются её предположения, Октябрина не смогла бы ничего объяснить. Она так чувствовала.

Книжная девочка, Октябрина читала о любовных треугольниках в романах семейной библиотеки. В основном в зарубежных. Романы авторов советского периода рассказывали о стройках великих пятилеток, разбавляя повествование любовью на фоне свершений. У их героев и героинь дети, похоже, появлялись на свет как-то иначе. Газеты о таких романах писали взахлёб, называя новой, ни с какой другой не сравнимой литературой.

– И что? – робко поинтересовалась Октябрина. – Он с тобой объяснился?

– Объяснился! – мама недобро усмехнулась. – Объяснился! Как же! Сказал, она ждёт ребёнка… Он не в силах оставить молодую женщину в таком положении. Молодую! Разве я стара?! Между мной и ею каких-то лет десять-двенадцать… Как он посмел! Как хватило совести! А я?! А ты?! А что скажут люди?! Позор! Хотя бы соблюдал приличия! Нет! Он всегда был таким! Всегда – сам по себе! Ох, позор, позор. Что же теперь будет с его карьерой?! Я этого так не оставлю! Я напишу куда надо! Пусть ему подёргают нервишки! Пусть попрыгает, как карась на сковородке! Он меня ещё вспомнит! – мама с каждой минутой распалялась больше и больше.

Дочь не сомневалась – именно так и произойдёт. Бедный папа… Бедная мама… Неужели нельзя как-то иначе обойтись друг с другом – теплее, бережнее. Человечнее, наконец!

– Беременная? А сколько ей лет? – удивилась Октябрина, которой отец казался пожилым человеком – ему то ли около сорока, то ли на год-два больше… Октябрина не очень хорошо разбиралась в физиологии мужчины и женщины такого возраста. Можно сказать, совсем не разбиралась. Откуда ей, девочке из хорошей семьи, знать такие подробности? Литературу на эти темы невозможно найти. Разве что подпольно из рук в руки передавались книжечки подобного содержания, да ведь и они не отвечали на все вопросы.