Сергей Яковлев - Советник на зиму. Роман

Тут некого и не о чем было спрашивать. Но Несговоров все-таки спросил:

– Где оказывают первую помощь?

– Мы все туда, – тихо откликнулась детская фигурка. Это не был мальчик: на Несговорова смотрели затравленные, давно выплаканные глаза маленькой изможденной женщины с желтым лицом, судорожно прикрывавшей ладошками восковой череп старика на каталке – точно желая защитить его от нападения хищной птицы. Старик был первым; она стерегла его очередь.

Несговоров с Дашей опустился на скамью. С кем могла договориться Касаткина? С врачом?..

Шумно отворилась входная дверь; два санитара в стеганых ватниках проволокли по коридору человека со вспоротым животом; кишка его тащилась рядом, оставляя на бетоне кровавые зигзаги. Желтолицая тревожно подалась было навстречу, чтобы напомнить санитарам о своих первоочередных правах, – и сразу сникла, сморщилась, отворотилась в угол.

Окровавленное тело втащили в кабинет. Очередь оказалась на одного пациента длиннее.

Даша стала совсем неслышной. Несговоров нащупал губами трепещущую жилку на ее виске: биения куда-то уходили, делались реже и слабее. Все решали минуты. Если Касаткина договорилась о приеме, почему бы не войти в кабинет напролом, как санитары неотложки? Сколько там врачей? Может, они болтают, пьют чай и не догадываются, что здесь умирают люди? Касаткина большой начальник, они не посмеют отказать. Даже если она не говорила с ними, одно упоминание ее имени сыграет роль. Чего же он медлит? В жертву каким условностям готов принести родную Дашу? Кто ему мешает, эти? Потерявшая разум изнасилованная шлюха? Пьянчужка, по своей вине попавший под колеса? Старик, который все равно даст дуба?..

Несговоров видел обескровленное лицо старика с высоким лбом и породистым горбатым носом. Женщина по возрасту могла быть его дочерью или невесткой. Мужская кофта на узких опущенных плечах, грязные заношенные джинсы, стоптанные полусапожки… Весь ее вид выражал отчаяние. Казалось, ей было совестно перед стариком за муки безропотного и беспомощного ожидания у спасительной двери, но совестно и перед теми, кто был от этой двери еще дальше, чьи шансы на спасение отнимала в том числе и она… На Несговорова, как будто слыша его мысли, несущие угрозу, она то и дело бросала виноватые и умоляющие взгляды. И, чтобы самой избавиться от страха, твердила старику, оглаживая его голый череп:

– Ты только не волнуйся. Все будет хорошо. Только не волнуйся, ладно? Ладно?..

Не слишком убедительная, вымученная, с оглядкой на посторонних интонация вдруг натолкнула Несговорова на страшную догадку: не сумев в такой час уединиться со своим отцом (или кто бы он ей ни был, этот старик), чувствовать одного лишь его и для него одного жить, эта несчастная, скорее всего, обречена его потерять.

И тогда он перестал думать о том, чтобы войти без очереди. Он привыкал жить на больничной скамейке с Дашей совсем отдельной, независимой от окружающих жизнью. Строил крепкий кокон, спеша наложить один на другой все новые защитные слои, чтобы внутри непроницаемого мешка сконцентрировать их общее тепло и одну на двоих волю к жизни. Сосредоточенная работа, похожая на бесконечное наматывание тонкой нити. Однообразные движения челнока, весь этот монотонный усыпляющий процесс отняли у него чувство реальности, и он не заметил перемен, очнувшись от голоса, прозвучавшего как будто из иного мира:

– Это вам не кино. Жизнь безыскусна. Она всегда говорит: ведь ты сам этого хотел, сам все это себе устроил!

Чьи-то надежные руки бережно взяли у Несговорова Дашу. При ярком свете он видел широкую белую спину склонившегося над ней человека и вновь слышал густой баритон:

– Но это со стороны жизни нехороший обман. Она дает человеку распорядиться только формальным ходом дел, а сама между тем управляет по своей прихоти чем-то более важным. Постоянно подставляет…

Несговоров осознал, что спит. Усилием воли он вернул свалившуюся голову на место и разлепил веки. На него с добродушным любопытством поглядывал человек, похожий на льва или большую обезьяну. Всклоченная шапка вьющихся седеющих волос, пышные бакенбарды, сросшиеся с широкими бровями, курчавая шерсть на руках вплоть до кончиков пальцев, до самых ногтей… Лишь тщательно выбритый подбородок сверкал белизной, как халат.

– Да… Даша? – скорее выдохнул, чем спросил Несговоров, ощущая ледяной страх в груди.

– Аритмия, – сказал врач. – У вас, не у нее. На почве астенического синдрома. Девочке промыли желудок, она спит в палате, через пару дней можно выписывать. Не таскайте ее по чердакам. Кормите хорошенько. Но жизнь планировать не легче, чем отношения с женщиной, правда? Начинается всякий раз с мечты, а кончается…

По щекам Несговорова скатились две слезы. Он зажмурился и заглотнул побольше воздуха. Перед его глазами поплыла картина очереди.

– Там еще одна по полу катается, – вспомнил он вслух.

– Вы что, серьезно полагаете, что я буду с вами трепаться, когда кто-то за дверью от боли катается по полу? – спросил врач. – У той женщины совсем не то, что вы подумали. У нее аппендицит. Приступ уже прошел, завтра прооперирую.

– А безногий?

– Безногий? Ну, что тут скажешь. Жить будет. Хуже с дедом, бедолага исчерпал все ресурсы. Денек под капельницей протянет, а там… Профессор, между прочим. Спецкурс по психологии нам читал, когда я еще в институте учился, копал глубоко – да разве мы, сопляки, в то время понимали? Это нынче все наружу вылезло… Я той стерве, что вас привезла, так сказал: принять приму, но в порядке очереди. Здесь для меня все равны, а с блатными обращайтесь в свою больницу. У вас ведь тоже поди-ка был соблазн открыть дверь кабинета ногой?..

– Откуда вы про все знаете?

– Классиков читать надо. Как не порадеть родному человечку? На себя-то можно и рукой махнуть, но уж о близком позаботиться, да о ребенке – святое дело! А рядом другие со своими близкими. Я ведь решил было, что вы из ихней камарильи, сверху спустились, теперь-то вижу… Больше вам скажу. Голени у того мужика были – просто месиво, но в спецбольнице ему, пожалуй, ноги бы сберегли. Несколько операций, с полгода лежать. Да кто его туда, голодранца, возьмет? А за кордоном бы и деду на годик-другой жизнь продлили, опять же не за бесплатно, конечно. Вот и оглядывайся по сторонам, человек, завидуй! Концов не найдешь. Сегодня помираешь от какого-то недуга в лучшей клинике, а завтра его любой деревенский фельдшер научится исцелять. Кого тут винить? Чему завидовать? Девочку-то вы спасли, не я же. Да вы сами знаете. Смерть побеждает там, где не находится теплых рук. Где человек ничто, повод, пешка в игре… Но это так, к слову. Смена моя кончилась, вот и болтаю. И вообще все было бы прекрасно, если бы…