Кирилл Шидловский - Здоровый, десятичасовой сон

Через полгода после «кафе» мы с Викой начали жить вместе в моей однокомнатной квартире в промышленном районе, что осталась от бабушки, которая была одной из немногих дождавшихся своего жилища под конец СССР. В размерах немножко жмет, но вдвоем вполне уютно. А еще через полгода мы начали обрастать карьерными возможностями. Если возможности Вики были вполне очевидные, вроде как повышения, ордена, медали, награды за поимку и прочее, то моим возможностям требовался качественный полив и удобрения. Я скажу вкратце, так как в наш век быстропрожевываемой литературы, этот рассказ скорее станет первой бумажкой в моем костре, чем неплохим произведением, критикой или оправданием. Просто пока не решил, что я пишу. Так вот, я начал обрастать людьми, коих притягивал мой принципиальный нигилизм и твердая оппозиция. Сейчас я понял, что моя оппозиция бурлит только для того, чтобы быть оппозицией, и если бы стороны были распределены наоборот, то я бы все равно воспротивился правящей идее. Но тогда я этого, конечно, не знал и был железно уверен в правоте моей точки зрения и отсутствии всяческого права на существование противоположного мнения. Предвосхищая ваш вопрос, нет, жить с Викой, дослужившейся до офицера инквизиции, мне это не мешало. И эти люди видели во мне лидера и хотели действий, а я же видел в них паству и хотел денег, чтобы не работать больше в легкой промышленности. Мы собирались сначала в подвалах, снятых на часть зарплаты, толковали о науке, о том, как плоха религия и как можно изменить государство в лучшую сторону. Занимались болтовней. Постепенно я стал монетизировать болтовню, за что с меня начали требовать сильно больше. Из подвалов мы поднялись в портовые кафе, владельцам которых приходилось платить сверху, но они все равно регулярно нас сдавали. Паства разрасталась, приходилось снимать залы и менять их после каждого собрания, но и деньги, что у меня водились к тому времени, позволяли менять залы хоть после каждого доклада.

Дома я эти деньги никак не объяснял, а отмазывался всякими премиями, добавками, чудесами да манной небесной. Сначала Вика пыталась выяснить их происхождение более дотошно, но когда мы пару раз из-за этого поссорились, она будто охладела к этой идее. Просто надо было не спорить с идеями вроде покупки тостера или какого-нибудь платьишка. Мне казалось, что Вика верит и разбираться не хочет, а происходящее на ее работе меня не сильно волновало, так как я был занят своей карьерой пророка-революционера. Признаться честно, она вскружила мне голову. Все больше и больше людей в пастве, больше денег, славы и, что гораздо более пьянящее, власти. У меня была власть. Вы думаете, конечно, что ее не было, а она была. Вот так вот. Меня слушались, а если сказать честно, то подчинялись, люди самых разных постов и возможностей. Следовательно, все эти должности и потенциалы были в моих руках, чем я, каюсь, пользовался. Опьяненный властью, я задумал нечто действительно опасное.

Вика, что в последнее время вела себя очень странно, захотела проводить меня до места вечернего собрания организации, на котором наш уже не скромный клуб договорился доработать план по внедрению нашего фильма в официальные СМИ. Из-за этих перепадов настроения я решил ей не отказывать, иначе будут расспросы, истерики, выяснения и изъяснения. Вообще, я как-то в плохом ключе объясняю Вику, но это не так. На самом деле, в нашей совместной жизни было достаточно много хорошего и красивого, но как я уже выше говорил, мне некогда раскрывать здесь не ключевые моменты вроде приятных прогулок, крутого секса или совместного чтения перед сном.

Мы вместе дошли до автобусной остановки, что находилась напротив церкви, в которой будет проходить собрание. Вечерело, самые подозрительные личности города, одетые исключительно в бело-серое, заходили в церковь розового цвета на якобы вечернее собрание. Пара воротил у церкви объясняли тем, кому на собрание не надо было, что сегодня в церкви ждут только евреев. Про них мы заранее узнали, что этот малейший процент их содержания в населении все равно придерживается наших идей.

Квадрокоптеры с иконами мягко освещали улицу, мне кивнули, что на обсуждении ждут только меня и я стал торопиться прощаться. Вика посмотрела стеклянным взглядом сквозь меня и будто ничего не могла произнести. Потом быстро поцеловала меня в щеку, развернулась и ушла. Тогда мне показалось, что всхлипывая, а сейчас я надеюсь, что всхлипывая.

В центре белоснежного зала церкви были две колонны, соединяющие округлый свод, а между ними стоял длинный дубовый стол, накрытый только с одной стороны, чтобы все могли видеть картинку проектора, на котором будет финальный прогон нашей короткометражки. Когда все уселись, окна потрескались, дверь с грохотом ввалилась внутрь церкви и со всех сторон полезли полностью вооруженные штурмовики со значками инквизиции. Дальше задержание, избиения, суд без суда и неумолимый приговор, из-за которого мне пришлось все это писать и объяснять. В финале этой «книженции» я не буду давать моральных наставлений и стараться передать вам невероятную мудрость, потому что у меня ее нет. Придумайте лучше ее собственной головой. Пусть даже не эксклюзивную, но близкую вам.

А я хотел бы выразить свое последнее желание, которое кажется понятным только вкупе с этим текстом. Прошу, еще до того, как подо мной начнет гореть хворост, даруйте свободу моему действительно невиновному другу – Моисею, чтобы он напечатал книгу и принес светловолосой женщине с родинкой под левым глазом, что проживает по адресу Коммунистическая, 79, тридцать серебряных монет в холщовом мешочке.

Автобус опять подбросило на кочке, из-за чего я проснулся, но тут же закрыл глаза снова и положил голову на дребезжащее стекло. На темном фоне закрытых век пролетели разных цветов и форм пятна, я зевнул и сжался в комок, после чего увидел продолжение сна, время в котором двигалось и без меня. Потому что библиотека и листы пропали, видно только металлическую сцену, несколько человек в специальной форме и целый зал зрителей. А ровно посередине сцены стоит электрический стул. Настоящий я пришел в холодный ужас, однако во сне это чувствуется совсем по-другому. Будто я пришел не на место собственной казни, а просто в деканат подписывать зачетку или в регистратуру за справкой. Потом всяческие мои настоящие чувства отпустило вовсе и я спокойно прошелся по сцене, встал лицом к освистывающей меня, кровожадной толпе, в которой даже были женщины и знакомые люди, но мне нужно было одно, совсем конкретное лицо, которое я в толпе найти не смог. Жалко. Подумал перекреститься, но это был бы чрезмерно пошлый знак, поэтому я послал толпе воздушный поцелуй двумя руками, на что та засвистела еще громче. Сел на стул, меня заковали по рукам и ногам, надели шлем и перед щелчком рубильника я улыбнулся полному залу.