Иван Комлев - Рядовой Иван Ященко

Осторожно, прикрываясь брезентом, Семён продвинулся ближе к кабине, чтобы увидеть через заднее стекло кабины шофёра и заодно дорогу, по которой они ехали. Была у него мысль: нельзя ли завладеть машиной вместе с шофёром на время? Заставить его везти беглецов в безопасное место. Но… Показал Ивану два пальца: оказалось, что в кабине был ещё и сопровождавший водителя немец с автоматом.

Автомобиль между тем миновал посёлок, через который проходило шоссе, затем, через десяток километров, небольшую деревеньку, поле и наконец свернул на просёлочную дорогу между двумя берёзовыми перелесками. Переглянувшись, Иван с Семёном перебрались к заднему борту и, улучив момент, когда шофёр притормозил на ухабах, выпрыгнули на дорогу и нырнули под сень деревьев.

Решили не останавливаться и, пока удача явно на их стороне, двигаться дальше, дальше от своего лагеря. Плохо было то, что они не знали, на чьей земле они находятся: если на советской, то где?

Оглядевшись, перебегали открытые пространства, прятались в очередной лесок. Тянуло, как магнитом, на восток. Путь лежал под уклон, неожиданно лёгкий склон закончился крутым, почти обрывом, впереди просматривалась река. Цепляясь за кусты, спустились к воде. Черпая ладонями воду, пили жадно, озираясь по сторонам. Речка была неглубокой, но переходить её не решились: на противоположном пологом берегу виднелись следы – судя по ископыченному участку неподалёку, следы домашних животных, пригоняемых на водопой. Где-то рядом была деревня.

Вдоль берега, хоронясь, ушли подальше от опасного места. Затаились под ивой, свесившей свои ветви над водой.

– Ну что? – спросил Семён. – Что будем делать дальше? Ты уже опытный беглец.

Товарищ, довольный тем, как складывался побег, немного иронизировал. Иван молчал, опустил руку в воду – в прозрачной воде от кисти его словно брызнули от берега мальки, – взял из воды окатанный волнами камень. Подбросил на ладони, сказал:

– Вот наше оружие. А след-то собаки не возьмут – нету следов!

И оба захохотали, негромко, но безудержно, до слёз.

– Догадаются, пожалуй, что мы на машине выехали, – отсмеявшись, сказал Семён.

– Может быть. Но километров двадцать от машины мы уже сделали, а им надо ещё найти то место, где мы спрыгнули. Пусть поищут.

– Неплохо бы ещё на чём-нибудь прокатиться, – мечтательно сказал Семён, – вот тогда уж точно не найдут. Кстати, собак у них здесь всего-ничего было. Нет, не найдут! Искупаемся?

Ивана самого тянуло окунуться в прохладные струи. Мальки вновь собрались стайкой, приблизились к берегу, солнце взблёскивало всякий раз на их серебристых боках, когда мальки делали движение, и это мерцание завораживало и вызывало в груди грусть и томление, одновременно воспоминание о детстве и тревогу в настоящем.

– По очереди, с оглядкой, – сказал он, – только мелко тут.

– А вот же за кустом ямка!

– Да, полезай ты, а я пока покараулю. – Иван выбрался из-под ивы, устроился в траве так, чтобы можно было видеть и свой берег, и противоположный.

Семён вымылся, стащил с берега в воду кальсоны, постирал, натирая песком, выстирал и портянки.

Потом они сменились. Раздевшись, Иван вошёл в воду по колено, посмотрел на себя раздетого: грудь – стиральная доска, рёбра были видны, можно считать их. На ногах и руках тёмные пятна, на тех местах, где зажило, но ещё не полностью восстановилось избитое тело.

Вспомнил Василя. Когда-то ходили с ним вместе на реку, рыбачили, купались, девчонок учили плавать. А теперь что с ним? Жив ли? У него сломаны рёбра и левая рука – немцы прыгали ему на грудь, когда собаки догнали и свалили Василя.

Ямка оказалась более глубокой, чем виделось с берега, хороший омуток – Ивану по грудь. Иван тоже постирал исподнее и портянки, а потом стал плавать на этом крохотном пятачке омута. Какое блаженство окунуться с головой, вынырнуть, лечь на воду, раскинув руки, видеть над собой голубое небо с лёгкими облаками! Но далеко родная сторона, которая могла бы защитить, а здесь, наверное, хоть и своя земля, советская, да враг топчется по ней.

Лежали на траве, борясь с дремотой, пока не подсохли портки. Пора уходить. Семён тоже думает о том же:

– Так что? Идём дальше или здесь дождёмся ночи?

– Надо осмотреться, – ответил Иван, выбираясь на берег.

Они нашли место, где можно было перейти реку, не опасаясь попасться на глаза свидетелям, поднялись по склону, вошли в лес. Здесь лес был гуще и разнообразнее: сосны, в низинах ели, кое-где осинник и березняк, местами высокий папоротник скрывал их почти с головой – чувствовалась отдалённость от жилья. На одной из полян Семён приостановился:

– Ваня, а что, если грибов поесть? Смотри: вот белый, а там сыроежки.

Иван оглянулся:

– Да, был бы котелок и спички, можно было бы сварить, хоть и без соли.

Семён сорвал белый гриб, отломил от шляпки небольшой кусочек, взял в рот, прожевал – сморщил нос. Потом попробовал сыроежку:

– Вроде съедобная.

Но Иван есть грибы не стал:

– Я в детстве уже пробовал сыроежки – мутит.

Двинулись дальше, но через некоторое время Семён сказал, остановясь:

– Погоди. Кажется, меня вырвет. Вот с хлебом бы они…

И не договорил, сотрясаемый судорогой. Перевёл наконец дух:

– Ладно, пошли…

Шли, с небольшими перерывами на отдых, до сумерек, потом и в темноте, рискуя наткнуться лицом на острые ветки или свалиться с обрыва. Снова река, опять неказистая, журчала по камням. Решили здесь провести остаток ночи. Донимали комары. Иван натянул на голову гимнастёрку, укутал лицо, но тогда кровопийцы накинулись на тело: исподняя рубаха почти не защищала бока. Однако усталость взяла своё: скоро захрапели оба. Но с рассветом, пробудившись, не могли без смеха смотреть друг на друга. Щёки от комариных укусов вздулись, с той стороны, где насекомые всё же добрались до кожи, их перекосило, под глазами вспухло, губы – варениками, не лица, а пародии на неизвестных животных.

– Ну и харя! Ты кривой! – смеялся Семён.

– А ты косой, – не оставался в долгу Иван.

Холодная вода несколько остудила жжение, зато голод зверем накинулся на желудки.

Оказалось – вовремя остановились. Утром, едва прошли несколько сот метров, открылось поле, за которым вдали виднелась деревня.

– Посмотрим, что за поле, – сказал Семён, – жрать хочется, спасу нет!

– Подожди, осмотримся, тут люди могут быть, – сказал Иван, – а то и немцы.

– В такую рань?

Нашли место, где лес вплотную подходил к посевам. На поле дозревала рожь. Срывали колосья, шелушили и ели зёрна, испытывая огромное наслаждение не только от еды, а и от воспоминаний детства, когда так же вот, гуляя свободно, можно было, проголодавшись, выйти на колхозное поле и подкрепиться – то ли пшеницей, то ли капустой или огурцами. Набрали зерна в карманы, пошли в обход и поля, и деревни.