Оксана Ткаченко - Ожидая радугу. Сборник рассказов

– Но я же дизайнер и мои украшения будут выгодно продаваться! Значит, и зарабатывать я буду больше!

– А родина? Слово, в котором для тебя нет букв.

– Франтишек, не обижай меня. Тебе отлично известно, что это не так, – сказала Настя и вздохнула. – Я запуталась.

– Я так и подумал.

– Что мне делать? Мои изделия будут знать не только в эмигрантских русскоязычных кругах, но и во всей Чехии, а может быть, и в других странах.

– Настя, это жадность.

– Это не жадность. Это попытка найти своё место, занять его. Слушай, не смей мне указывать.

– Зачем тогда мне позвонила?

– Ты единственный друг. То есть не совсем единственный. Я имела в виду, что ты один меня правильно понимаешь. Мне это очень важно и нужно.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Так что? Что ты мне подскажешь?

– Отказаться и ехать.

– Ты с ума сошёл!

– Тогда решай сама.

Прошла неделя. Корнева с Франтишеком прогуливалась в любимом парке. В сумасшедшей привлекательности Стромовки клокотала насыщенная тишина, несмотря на то, что в этом потрясающем месте отдыха людей всё прибывало и прибывало. Шум потихонечку пробивался, старался выйти в финал, но бесконечная безмятежность деревьев и пруда опережала. Сказывалось многовековое лидерство. Послезавтра необходимо дать ответ. Фирма ждёт, а решение ещё не принято.

– Корнева? Ты? – раздался оглушительный голос Миши Чернякова.

– Я. Привет, Мишка. Не верится, – ответила Настя.

– Да. Михаил Черняков, к вашим услугам.

– Миша. Это Франтишек, мой хороший, нет, мой лучший друг. Франтишек, это Миша, мой одноклассник, бывший одноклассник.

– Приятно с вами познакомиться, – сказал Франтишек.

– Ага, мне тоже, – язвительно произнёс Черняков.

– Настя, тебе нужно поговорить со своим одноклассником. Вы ведь давно не виделись. Я пойду, – почти прошептал Франтишек.

Девушка рассказывала о себе, ни на минуту не затихая. Через полчаса Черняков знал о пражской жизни Насти всё. В школе они любили друг друга. Но какая любовь в школе? Влюблённость, окутанная цветочно-романтичным ароматом, который быстро исчезает, лишь подует ветер. Чем больше они делились впечатлениями, тем сильнее проникала в сознание та наивность, ничего общего не имеющая со словом «любовь».

Поздним вечером Настя позвонила Франтишеку.

– Я остаюсь, – громко проговорила Корнева.

– А родной дом, в который ты так мечтала возвратиться! – удивился Франтишек. Впрочем, он предполагал подобный исход встречи с одноклассником. Точно Черняков убедил её. Не понравился он ему. Глаза ехидные, несерьёзный парень, всем своим видом выдаёт легкомысленность.

– Я люблю Мишу. Всегда любила. Он тоже любит меня. Представляешь, он уже два года живёт в Праге. А встретились мы только сегодня. Чудеса! Поскольку мы оба обитаем в чешской столице, значит, назад дороги нет. Нельзя вернуться в прошлое. Это будет ошибкой. К тому же я теперь сотрудничаю с известной фирмой. Я позвонила им и дала согласие. Завтра подписываю контракт на поставку своих авторских украшений. Почему ты молчишь?

– Удачи тебе, – ответил Франтишек. Голос звучал спокойно, но в душе его в яростном ритме плескалась лава, нервный стон которой слышался во всём теле.

– Пока, друг!

Несказанно красивый закат в тот вечер будоражил воображение. Небеса глядели на неё каким-то умиротворённо-восторженным взором, словно собирались произнести: «Посмотри, как чудесно жить! Просто жить…». Деревья приобрели красноватый оттенок. Почудилось, что весь мир стал пурпуровым вареньем, в которое так и хотелось окунуться, так и хотелось его съесть. Анжела любовалась видом, открывавшимся с того места, где она сейчас находилась. А место потрясающее – комната, из которой она не выходила, если не учитывать пару дней, вот уже год.

Последние триста шестьдесят три дня тридцатишестилетняя Анжела сидела в своей спальне и, казалось, обитала в каком-то своём пространстве, куда не было доступа другим «живым». Эти другие «живые» не понимали, как можно заточить себя, абсолютно здоровую молодую, ещё, женщину в четырёх кирпичных стенах. Какие они глупые! Они видели оболочку – её внешность, и думали, что с ней всё в порядке. И никто из них не догадался, не попытался раскусить верхушку, чтобы узнать, а что же внутри? Тогда, вероятно, они ужаснулись бы открытию. Они увидели бы, что её душа в лохмотьях, что она почти жива. «Почти» было любимым словом Анжелы. Всегда на вопрос: «Ну, как у тебя всё в порядке?», она неизменно отвечала: «Почти». Она скрылась ото всех на год, заперлась в своей комнате как зверёк в норке, мечтая о том, чтобы её никто не тревожил. Тем не менее, её беспокоили. Родители переживали за неё, но ничем не могли ей помочь. Лишали покоя и так называемые друзья, которых она сама именовала как другие «живые». Никто не мог понять её. Никто. Это у неё умер муж, а не у них. Куда же им вникнуть в боль! Такое не представишь. Почти год Анжела жила одна после смерти любимого мужа в крохотной квартире, в которой всё напоминало о нём. Его вещи, его книги, его часы. Кстати, о часах. Юра вечно по утрам забывал надеть их, и Анжела уже на дверях, провожая его, вспоминала о них и приносила ему. Даже сейчас она может, зажмурив глаза, представить, как он надевал эти часы с металлическим браслетом на свою левую руку. Ей кажется, что она слышит щелчок – это Юра звякнул застёжкой. О, Господи! Как невыносимо всё помнить и знать, что это только в её голове осталось, а наяву так больше не будет! Никогда. Она больше никогда не подаст ему эти часы. Он никогда больше вечером не придёт с работы, не чмокнет у порога в щёку, не обнимет и не скажет: «Как же я соскучился, моя дорогая Энжи!».

На протяжении этого года её поддерживали, как могли. Но разве может женщине стать легче, если ей сказать, что «ты не одна, что у многих умирают мужья, но они всё же не киснут из-за этого как ты, а продолжают жить и ты тоже должна обрести себя вновь». Это часто повторяла ей Настя, её подруга. Анжела дружила с ней со студенческих лет, но понимала, что Настя – никакая ей не подруга, тем более близкая, как та наивно полагала. Просто знакомая, хорошая знакомая, поскольку настоящая подруга никогда так не утешала бы. Не почувствовать Насте то, что испытывала Анжела после потери мужа – холодное одиночество. Настя давным-давно развелась и жила уже много лет одна. Но ей нравилось существовать постоянно в одиночестве, поэтому она не совсем понимала, о какой тяжести тишины упоминала её подруга. Анжела едва выносила ожидание Юры, когда он был жив. А теперь она знала, что он никогда не придёт, и от осознания этого ей становилось ещё хуже.

Анжела вздрогнула от резкого дверного звонка. «Надо отключить этот чёртов звонок. Он сводит меня с ума. Ну, сколько раз просила не приходить ко мне. Так нет, идут же. Наверняка, пришла другая „живая“ навестить меня. Кто на этот раз? Надеюсь, не Настя», – подумала Анжела, вставая с постели, на которой уже часа три лежала неподвижно. Она смотрела в потолок, и часто её взгляд задерживался на лиловой люстре в виде цветка. Юра подарил эту люстру на их десятую годовщину. Это событие состоялось больше года назад, а потом вскоре случилось то, что нельзя исправить.