Зоя Квитка - Тридцать тактов в стиле блюз

Доктор Вилф привык быть осторожным и в каждом видел потенциального психопата, поэтому людям не доверял. В общении с незнакомыми или плохо знакомыми это выражалось, как чрезмерная деликатность, словно он нащупывал в темной комнате выход, опасаясь наткнутся на острый угол или неуклюже задеть ценный предмет. За долгие годы практики, мой друг научился здорово ориентироваться в потемках человеческой психики. Я же, чаще всего, действовал необдуманно, безрассудно, прыгал в "поезд" прежде, чем выяснял куда он направляется.

Я подошел к парню и, довольно громко, так чтобы мог слышать Вилф, спросил:

– Кто вы и что вам нужно?

– Назовите хоть одну причину, почему я должен сообщать вам это? – парировал он подчеркнуто спокойным, холодным тоном.

– По той причине, что вы следите за нами, – подстраиваясь под его фальшивую бесстрастность, флегматично произнес я.

– Я зашел перекусить, как и многие присутствующие здесь люди, вы мешаете мне и если вы не справитесь со своей паранойей, я буду вынужден…

– Простите моего… пациента, – услышал я голос Вилфорда у себя за спиной. – Я доктор, – добавил он, многозначительно подмигнув этому нахалу. Затем, Вилф взял меня под локоть, больно впился пальцами в предплечье и вывел на улицу.

– Ты псих и полный идиот, – обреченно, сдержанным тоном заключил Вилфорд и, не выпуская моей руки, повел подальше от ресторана, все больше ускоряя шаг.

– Отпусти, – взбунтовался я, как только мы скрылись за углом, где оставили машину и преследователь уже не мог нас видеть в окно.

– Джадд, нам необходимо закончить разговор, – стиснув зубы и заметно раздражаясь сказал Вилфорд. – Договорим у меня в кабинете.

– О, нет. В больницу я не поеду. Тем более к тебе в отделение…

– Джадд! – произнес Вилф таким тоном, что я понял – мое ребячество и упрямство выглядят нелепо, но я все же попытался их оправдать:

– Там все напоминает о Брук, понимаешь…

– Тем лучше, – сухо ответил мой друг, словно я был его пациентом, не более.

Видно было, что Вилфорду сейчас не до моих капризов и я повиновался ему.

II

Брук сидела на самом краешке стола и курила. Окно ее кабинета было распахнуто настежь и звуки улицы, не встречая преград, безудержно носились в пространстве, становясь частью жизни тех, кого смогли случайно задеть. Что-то привлекло внимание Брук. Она до предела вытянула шею и подалась вперед, но разглядеть, что происходит снаружи, так и не удавалось, тогда она встала и выглянула в окно.

Я полулежал на безобразном, жестком, офисном диване, стоявшем напротив письменного стола и ждал Брук, чтобы вместе ехать домой. Она не спешила уходить. Все делала медленно, придумывала какие-то дела, которые непременно нужно завершить сегодня, теперь же просто стала глазеть в окно.

Я терпеливо ждал, но надолго меня не хватило. Я тоже подошел к окну и, обняв жену сзади, деланно жалобным тоном попросил ее поторопиться.

Она не слушала меня, увлеченная тем, что происходило во внутреннем дворике больницы. Тогда и я решил взглянуть, что же такого интересного там происходит, тем более, что голоса становились все громче, а по интонациям, можно было безошибочно определить ссору.

Как только я попытался высунуться наружу, чтобы получше все рассмотреть в сумерках, Брук внезапно заторопилась, закрыла окно и нежно взяв меня за руку, потащила к выходу, напевая мотив песенки, которую мы придумали, как очень интимное, тайное послание, которое можно было отправлять друг другу даже в присутствии посторонних. Стоило только промурлыкать незатейливый мотив или заговорщицки шепнуть на ушко несколько строк и становилось приятно и тепло от того, что внезапно мы оказывались наедине, на расстоянии интимной близости.

Невольно я стал мычать себе под нос эту песенку, когда мы с Вилфордом подходили к ее кабинету. Возле двери я замедлил шаг. Мне захотелось войти туда и увидеть Брук, сидящей на краешке стола.

– Ты говорил, что у тебя снова галлюцинации? – спросил Вилфорд, запирая нас изнутри, в своем кабинете. – Не хочу, чтобы нам помешали, – ответил он на мой вопросительный взгляд.

– Да. Это снова повторилось. Тот же день, те же слова, одежда, позы. Не могу вспомнить, что она мне ответила тогда…, но знаешь, возможно не стоит называть это галлюцинацией, может мне это снилось и я не сразу сумел отличить сон от реальности?

– Это даже не важно, – перебил меня Вилфорд. – Психически здоровый человек, условно конечно, видит в течении дня, как минимум, два-три видения, но называет их как угодно, только не галлюцинациями. Тут дело не в том, что твои воспоминания настолько реалистичны, что ты готов ощутить их физически, а в том, что ты утратил важную часть воспоминаний и наша цель, восстановить недостающий эпизод. Спешить не будем. Гипноз и так во многом помог, но слишком часто подвергаться ему не стоит. Будет лучше, если ты перестанешь бояться галлюцинаций и вместо того, чтобы бежать от них, ругать себя и пытаться их блокировать, "досмотришь", так сказать, до конца. Это тем более важно, в сложившейся ситуации.

– Ты считаешь, что это связано с Брук?

– Скажи, ты что совсем не узнал этого парня?

Я помедлил с ответом, припоминая его лицо и вынужден был отрицательно покачать головой.

– Я тоже не сразу сообразил, где раньше его видел. Помнишь, я сказал, что вспомнил важную деталь? Так вот. Брук знакомила нас с ним однажды. Это было в яхт– клубе. Мы собирались прокатиться на остров…, – Вилфорд оборвал фразу, увидев выражение моего лица.

Воспоминание проявилось четкой, яркой картинкой. Я увидел погожий день, нашу яхту, Флер, фотографирующуюся с Вилфом в обнимку, Брук, непрестанно приветствующую незнакомых мне людей. Я вспомнил, как меня это раздражало, злило. Она казалась такой счастливой, приветливой и открытой с ними, какой со мной никогда не была. Я переставал узнавать мою жену, когда она оказывалась на палубе яхты и превращалась в "капитана" судна. Мне казалось, что она обнаружила в себе, скрытую ранее, силу, которая напрочь вытесняла меня и ей приходилось, пока что, размещать меня, где-то отдельно от себя, в довольно тесной каморке с табличкой – "Комната прежней Брук". Так, те вещи, которые пока не решаются выбросить, потому, что глядя на них, еще возникает мысль, что они могут пригодиться, относят на чердак. Я оставался в этой комнатушке добровольно, радуясь редким визитам любимой женщины. Я видел, что пока она не решалась выбрать между своей старой и новой версией и рассчитывал на выбор в свою пользу, но… Как же бесплодны все ожидания. Действительность всегда оказывается в конфронтации с ними и одерживает победу, с которой нам только и остается, что считаться.

– Вижу, что ты вспомнил, – прервал ход моих мыслей Вилф.