Виктор Минаков - Нашествие третьей беды. Сатирические рассказы

Незадолго до развала Союза я работал в должности начальника проектно-сметного бюро управления местной промышленности. Тогда при каждом областном управлении существовали подобные организации. В основном, для двух целей: для престижа – дескать, и мы шагаем в строю научно-технического прогресса, и для сохранения поголовья мелких служащих. Центральные власти то и дело начинали борьбу за сокращение административного аппарата, устанавливали проценты, выполняя которые, управленцы давно должны были исчезнуть как элемент, а в самих управлениях должны оставаться только крайне необходимые должности: сторож, уборщица, бухгалтер, кассир и начальник. Но такого не наблюдалось никогда и нигде – мелкие управленцы сохранялись и множились. Из безвыходного, казалось бы, положения был найден замаскированный выход: поскольку на категорию ИТР сокращения не распространялись, местные отраслевые начальники создавали организации типа НИИ, КБ, ПСБ, якобы для ускорения прогресса, и своей властью подлежащих сокращению управленцев формально переводили в штаты этих организаций, но все якобы сокращенные люди оставались сидеть в своих якобы пустующих кабинетах и продолжали заниматься своей рутинной работой. Такая игра в дурачков была всем известна, она казалась наивной, но она продолжалась, и только часть ИТР была занята действительно нужным для модернизации экономики делом.

В нашем бюро тоже была экспроприация кадров: больше половины работников управления числилось в нашем штате, однако мы все-таки свое предназначение исполняли, и были даже на хорошем счету.

Но вот оказалась вакантной должность инженера – сантехника. Занимал эту должность неприметный мужичок по фамилии Белкин, все-то он делал в срок, делал качественно, я не помню ни одного замечания по его разработкам, и особого внимания я на него как-то не обращал.

По какой-то причине этот Белкин уволился. И тогда оказалось, что сантехник-проектировщик очень ценная в нашем регионе специальность. Заведений, выпускающих специалистов сантехников в нашем городе нет, а в каждом проекте раздел сантехники есть, и его надо выполнить. В любом проекте имеются, конечно, и другие разделы, не выдашь проект без технологической, строительной, электротехнической части, эти части нередко сложнее, важнее, чем сантехническая, но такие специалисты в нашей организации есть, а вот сантехника – нет!.. Чтобы не останавливать выпуск проектов, можно было обращаться к шабашникам, а мне обращаться к ним не хотелось, во-первых, потому, что далеко не каждый шабашник одновременно и порядочный человек. Иной слепит кое-как работу, получит деньги, а если возникнут претензии – его уже не заставишь исправить им же допущенный брак. Во-вторых, на того, кто привлекает шабашников, часто смотрят с подозрением: наверняка он и сам при этом что-то кладет в свой карман. Я не хотел, чтобы на меня косились, но своего сантехника не было. Я мучился без сантехника.

Поделился своей проблемой с коллегами, а они надо мной посмеялись: да ты что, разве не знал?! В нашей области сантехник – самая значимая специальность! На вес золота!.. Я обращался в бюро трудоустройства – там только разводили руками: нет никаких перспектив! У нас за сантехниками громадная очередь… Сантехник стал сниться мне по ночам!

И вот однажды, когда положение стало совсем уж безвыходным, когда выпуск проектов совсем прекратился, когда за одного сантехника я был готов отдать оптом всех своих специалистов, мне позвонил Антошин, один из моих давнишних знакомых, и спросил:

– Ну как ты, сантехника себе еще не нашел?

– Не сыпь мне соль на рану! – простонал я.

– Ты Тимофеева помнишь?.. Учился с нами до третьего курса?..

Передо мной тут же возникла круглая ушастая голова бывшего однокурсника, студента механического факультета. Вечно какой-то сонный, унылый, вечно с хвостами. Он отстал от нас после третьего курса, и с тех пор о нем ничего я не слышал.

– Ну, вспомни! – требовал в трубку Антошин. – Охламон такой был… Он еще, когда нас в колхоз посылали, половину арбузов переколол.

Антошин напоминал об идиотском поведении Тимофеева на погрузке арбузов. Он тогда стоял последним в цепочке, по которой мы передавали арбузы к машине. В цепочке было человек восемь, арбузы большие, тяжелые, и вот, когда семь человек понянчили в своих руках тяжеленный арбуз и передали его Тимофееву, чтобы он выполнил последнюю операцию – перебросил арбуз ребятам в кузове, арбуз выскальзывал из рук Тимофеева, падал на землю и разлетался на куски кровавого цвета. Сначала, вероятно, у него так вышло случайно, из-за его неуклюжести, и все засмеялись. Тимофееву это ужасно понравилось – он оказался в центре внимания, он сам заливисто захохотал и стал разбивать таким образом арбуз за арбузом. После третьего или четвертого показательного уничтожения результатов тяжелого труда многих людей, в том числе – нашего, Тимофеева обозвали болваном и переставили в начало цепочки.

Этот случай я помнил, но никак не мог уловить связь между должностью сантехника, с которой начал разговор мой знакомый, и ушастым студентом по фамилии Тимофеев с редким по тем временам именем – Альфред.

– Да помню я его! – сдался я перед настойчивыми требованиями вспомнить о нашей студенческой жизни. – Помню даже, как он наблевал в твою новую шапку!..

Этот случай был тоже из категории незабываемых. После зимней сессии Антошин и Тимофеев пошли обмывать свои результаты в столовую, пронесли туда водку и так накачались, что Тимофеева стало мутить. Он моментально схватил шапку приятеля и освободил в нее свой желудок. Это напоминание было для Антошина, наверное, не из приятных, и он что-то долго молчал.

– Чего ты вдруг вспомнил о нем? – поторопил его уже я.

– Он тот, кого ты ищешь во всех уголках города, – сказал, наконец, мой знакомый. – После того, как его вышибли из нашего института, он учился в строительном техникуме на сантехническом отделении, а после – несколько лет работал в таком же, как у тебя ПСБ… Правда, я слышал, что он все также слабоват насчет алкоголя, его даже пару раз в ЛТП оформляли… Но лучшего ты не найдешь: нет сейчас безработных сантехников!.. Записывай адрес…

Я записывал адрес Тимофеева, а сам думал: «Еще алкашей здесь у меня не хватало!» К алкашам у меня было сложное чувство – одновременно: и омерзение, и жалость.

– Подумаю, – сказал я в трубку. – Но ты еще про кого-нибудь вспомни…

Разговор этот состоялся в конце рабочего дня, а утром я застал перед дверью своего кабинета невзрачного сутулого мужика. По единственным во всем мире ушам я узнал в нем Альфреда Тимофеева.

Он выглядел не по возрасту старым. Лицо его стало похожим на куриные тушки, которые часто лежат на торговых прилавках: посиневшее, и все в глубоких, морщинах. Одет он был в заношенный, лоснившийся на локтях и коленях, однако чистый костюм, голубую рубашку, галстук. На ногах его были начищенные коричневые ботинки, в руках – видавший виды портфель, и от всего этого исходил резкий запах цветочного одеколона. Было заметно, что Альфред тщательно готовился к нашей встрече, но меня, узнавшего, что он алкоголик, эта парадность не привела в умиление. Наоборот, она пробудила чувство опасности. Дело в том, что я уже встречался с такими вот начищенными и наодеколоненными алкашами. Этот лоск у них до первой стопки. Потом их костюмы за время запоя, превращаются в рубища, а лица, разящие сейчас дешевым одеколоном, обрастают серой щетиной и становятся угрюмыми, злобными, с тяжелым неприязненным взглядом.