Андрей Ставров - Вракли-3. Записки «пятьюшестьвеника»

В тот памятный год сортир был построен в Восточной Сибири. В месте одной из многочисленных комсомольских строек советского периода – железной дороги между двумя крупными городами Восточной и Южной Сибири. Почему я не указываю точных координат места, я писал ранее. Хотя в своё время строительство этой дороги гремело на всю страну, комсомол имел к этому сравнительно малое отношение. Строили дорогу в основном заключённые, многочисленные лагеря которых в то время расположились по обе стороны от рельсов. Кроме этого, среди строителей было достаточно много деклассированных элементов, которым в родных местах грозила тюрьма, и единственным спасением было согласиться на весь предполагаемый срок ехать по «комсомольской путевке» на «ударную всесоюзную и т.д.» Что же тут говорить о качестве строительства. Зато нам, шабашникам, плохое качество строительства было и хлебом, и маслом сверху, а при удачном закрытии нарядов на хорошем объекте, приличным куском колбасы. Вот тогда мы с другом приехали за неделю до заезда всего коллектива и занялись привычным делом. Уложились в срок, даже ещё день в запасе оставался. Как известно, завершающим этапом строительства любого объекта было его испытание. Конструктор моста должен был стоять под своим детищем, когда по тому гонят огромные самосвалы, гружённые песком. Я же испытывал сортир путём его прямого использования. Погода стояла чудесная, птички пели, сортир ещё благоухал свежим деревом – уходить не хотелось. В те годы понятия туалетной бумаги в быту советского человека не существовало. Туалетная бумага – это любовно нарезанные листки газеты, нанизанные на гвоздь. У пижонов – бумажные салфетки. У нас же ни газет, ни салфеток не было. В школе, где мы тогда квартировали, в избытке был лишь один вид печатных изданий – журнал «Турист». Использовать его без специальной подготовки – всё равно, что применять мелкую наждачную бумагу. Жаль, что Гаргантюа не пробовал! Итак, прежде чем…, ну, в общем, применить по назначению, страницу надо было долго и тщательно мять. Вот почему, а не только по причине хорошей погоды, я задержался с процессом испытаний. Зависнув над очком и выдрав страницу, я собрался начать её готовить к использованию. Но тут в глаза бросилось фото неописуемо красивого места. Внизу была подпись: Берег Реки недалеко от впадения в неё Притока. На обратной стороне страницы – карта-схема, из которой я с изумлением узнал, что это совсем рядом с сортиром, километров пятьсот по этой самой дороге. Ну, там плюс пару сотен автобусом и пешком, судя по карте ещё около пятидесяти.

Страницу с фото и картой я сохранил и спрятал в рюкзак. Начались обычные трудовые будни, но мысль о заветной странице из головы не выходила. На счастье, я имел длительный отпуск и после завершения нашей шабашной кампании планировал где-нибудь поболтаться. Для этого я ещё из дому взял палатку, спальный мешок, ружьё (тогда с этим было просто) и прочие туристские принадлежности. Теперь «где-нибудь» обрело реальные географические очертания. И на следующий день после окончания работ, грандиозной пьянки в честь удачного закрытия нарядов и получения более чем неплохой зарплаты, меня почти в бессознательном состоянии засунули в поезд. В котором я следующим утром очнулся на конечной станции. Потом автобусом через перевал, потом на небольшом теплоходе с водомётным двигателем вверх по Реке до последнего на этом пути населённого пункта. Далее теплоход идти не мог в силу сплошных порогов и бурного течения. Оказалось, что та самая карта-схема также далека от действительности как развитой социализм от реалий нашей жизни. Кое-что весьма приблизительно, но…

С уверенностью, что меня ждет лёгкая прогулка, я закупил в магазинчике немного продуктов и бодро двинул вдоль притока, впадающего в Реку в паре километров выше по течению. Не буду описывать мои мытарства по этой самой, будь она проклята, карте! Скажу лишь, что блуждал я почти десять дней и с огромным трудом, наконец, выбрался в места, где встретил признаки человеческого жилья. Как оказалось, это крошечная деревенька, последний населённый пункт аж до самой границы. Которая была на расстоянии почти в триста километров и, благодаря которой, вся эта территория была погранзоной. Куда, естественно, требовался пропуск. Которого у меня, что также естественно, не было. Но это всё я узнал гораздо позже. В деревеньке жили сплошь охотники-староверы с семьями. Народ гостеприимный и отзывчивый, но относящийся к чужакам настороженно. Красота мест меня околдовала. Ничего подобного я не встречал в своей жизни, хотя до этого бывал и на Севере и на Дальнем Востоке. Но феноменальное сочетание АБСОЛЮТНО нетронутой тайги, неописуемо красивой реки, текущей в сравнительно узкой долине, скалы, горы, от небольших у берега и постепенно переходящих в снежные вершины, каменистые россыпи по северному берегу, узкие каньоны, да всего не перечесть. Изобилие рыбы, непуганой дичи, грибов, ягод. И практически полное отсутствие гнуса! Но и это было не главное. Люди. Староверы, жившие так, как их предки, с той разницей, что на лодках они ходили по реке не с шестом, а на моторах, пользовались современным инструментом, но ни радио, ни, тем более телевидения, не знали и знать не желали. Электричества не было, только небольшой дизель-генератор, который запускался раз в неделю, когда жены охотников устраивали генеральную стирку. Да, толк в механизмах мужики знали, и стиральные машины были у всех. Но и это еще не всё. Выше по течению вдали от властей и чужого глаза были разбросаны немногочисленные скиты, в которых жили отшельники. Те вообще не знали благ цивилизации, и их образ жизни не менялся столетиями. Немало времени ушло у нас, чтобы подружиться со всеми обитателями этого рая, чтобы завоевать доверие и стать своими, желанными гостями, чтобы иметь возможность хоть на месяц окунуться с головой в совершенно иной мир. Жена и сын, прикипевшие к этим местам, частенько задавали мне один и тот же вопрос: – А что, если бы тогда вместо журнала «Турист» у тебя оказалась туалетная бумага, Ответа я так и не нашёл…

Жан Эффель. Сотворение мира

Благодаря установившейся дружбе с местными жителями и, особенно, с одной семьей, во главе которой стоял монументальный Прокопий Ермогенович, от момента выхода из дома до остановки в первой охотничьей избушке, с которой начинался наш медленный спуск вдоль Реки к деревеньке, проходило менее трёх суток. Избушка как раз была вот здесь, где я в данный момент лежал у костра и вспоминал этот кусок жизни.