Вадим Огородников - Начало. Война, дети, эвакуация, немцы, Германия. Книга 1

Мама Оля пошла вдоль дороги, собирать вещи, выброшенные нашими защитниками, разбился чемодан с костюмами папы, все рассыпалось, одно ведро с каурмой было опрокинуто, но часть содержимого, что было сверху, пришлось собрать, это то, что не успело перемешаться с землей. Уже чувствовалось и понималось предстоящее положение голодной оккупации врагом.

Мамой с горечью была высказана мысль, что если свои солдаты могут так поступить, то что же будут делать немецкие.

Вещи собрали в кучу и перенесли во внутрь лесопосадки. Удивительно, но ни один ребенок не капризничал и не плакал. Дети остро чувствуют растерянность и испуг, да и любое настроение взрослых. Первым делом, решили накормить детей. Павлуша сокрушался, что не сможет возвратиться с лошадьми, принадлежащими лечебнице, некоторое время он не мог оправиться от удара прикладом. Ему организовали холодный компресс, между лопаток, мочили в воде полотенце и по очереди переворачивали его холодной стороной к телу, Павлуша лежал на животе. Боль сносил терпеливо. Вокруг него сидели две женщины и совещались.

Было решено, что Павло и тетя Галя останутся с детьми, а мама пойдет в Помошную пешком и постарается вернуться с дедушкой и еще кем нибудь, чтобы добраться «домой» с помощью других взрослых. И ушла, не очень веря в то, что удастся найти транспорт.

А войска продолжали бежать, по настоящему бежать, мимо наших мытарей. Все время слышался крик охрипших командиров, и не поощрявших к сопротивлению врагу, а требовавших ускоренного шага, и даже бега, прочь, от наступавшего врага. Идеология «самого могущественного и самого справедливого» государства для простого люда кончалась, многое начинали понимать и дети.

Удивительное дело, появились двое мужиков, поговорили, спросили что и как, закурили, сказали, что завтра они должны будут косить «хлеб» в этом районе, хотят посмотреть, не осталось – ли чего взрывоопасного, чтобы не наехать комбайном. Войска бежали, а землеробы думали о хлебе и о том, что если его не убрать своевременно, зерно высыпится, будут потери урожая, нечем будет оплатить труд колхозников (в те времена в колхозах преобладала натуральная оплата труда – зерном, овощами, картофелем, и т. д., мерой труда был трудодень). Эти люди были из Помошной, приехали на ручной дрезине, и пообещали, что завтра пригонят сюда комбайн, отдельные работники прибудут на дрезине и они помогут перевезти вещи. Они знали деда Огородника и обещали помочь. После разговора с ними тетя Галя немного успокоилась, вроде жизнь и не такая страшная штука. Люди умчались на своей дрезине.

Тетушка разыскала книжки, стала вслух читать детям рассказы Толстого. Младшие слушали внимательно, тетя Галя, конечно, читала механически, не думая о содержании, думала о создавшемся положении. Для всех. Эти думы были невеселые, если учитывать истерический характер тети. Старшие дети выбрали себе книги по интересам и читали самостоятельно. Павлуша молча терпел свою боль.

В тени деревьев было относительно комфортно, звенели и пели какие то птички, насекомые, запахи трав придавали воздуху аромат, который можно сравнить с лучшими духами парфюмерных магазинов «ТЭЖЭ», Пчелы гудели в цветах, обильно растущих по обочине лесополосы, а под деревьями остались с ранней весны еще не увядшие крупные листья ландышей. Ко всему примешивался неповторимый аромат преющих листьев, который усиливался жаркой летней погодой. И уже не замечался гул работающей в ста метрах дороги, крики хриплых голосов ездовых, рев газующих и перегревающихся вне движения автомобилей. ЗИС (Завод имени Сталина) тогда в народе назывался «трехтонка», так эти трехтонки с трудом заводились ручным способом, коленообразной рукояткой, стартера, обычно не работали, шофера старались их не глушить, поскольку перегретая заглохшая машина вручную могла запуститься только после остывания. Чудо, как хороша была техника. Красноармейцы двигались вдоль дороги по протоптанным ими же тропинкам, идущим параллельно друг другу и основной дороге. Вадик забрался на большую липу, посмотреть, не видно ли мамы, и от ощущения, что движется река, созданная человеческими телами, у него закружилась голова. Он отвернулся, через минуту голова престала кружиться, опять посмотрел на движущийся поток отступающих войск, эффект головокружения повторился. Идут и идут.

В лесополосу военные заходили редко, боясь отстать от своих частей и подразделений, которые потом ну, не было никакой возможности догнать или найти. Несколько групп по два-три человека прятались от начальства между деревьями неподалеку, как потом выяснилось, сговорившихся сдаться в плен. Да их никто и не искал. Уж больно много забот было у командования по спасению собственной шкуры, и заниматься каждым в отдельности дезертиром им было в тот момент недосуг.

Железная дорога не беспокоила. Поезда не ходили уже несколько дней, а если и ходили, то не навстречу фронту. Хотя, фронт-слишкм смело сказано. Фронта не было, никто ни с кем не воевал. Одни наступали, другие – панически убегали. Причины у историков расписаны в деталях, изучены историей военного искусства, обкатаны и обспорены к первым годам третьего тысячелетия многими «учеными» от различных течений в исторической науке различных государств. Жаль, но очень немногие из ученых ныне вещающих, побывали в положении героев этого повествования. Уже договорились до того, что оккупация для СССР была благом, и от этого несчастия освободили американские войска. Забылись сентенции, высказанные в беседе Уинстона Черчилля с Гарри Труменом, что пусть де они пока бьют и уничтожают друг друга, а потом мы поможем тому, на чьей стороне будет реальный перевес. Черчилль дальновидный был член, корреспондент, между прочим (см. биографию).

Наступил вечер, движение войск продолжалось. Мамы не было, тетя Галя начала соображать ужин. Достала огурцы и помидоры, хорошо, что они были мыты еще в Новоукраинке, порезала хлеб, очистила десяток яиц, сваренных вкрутую, разлила по кружкам (у каждого ребенка была своя кружка с отличительным рисунком) компот, который уже кончался, и порции были скромными, позвала всех садиться вокруг расстеленной на траве скатерти. Это приглашение не пришлось повторять, все изрядно проголодались. Павел не встал к столу. Пришлось ему подать к тому месту, где он лежал. Он пересилил себя, сел, пошевелил руками, подвигал лопатками и, кряхтя сказал, что вроде двигаться может.

Трапеза кончилась бысто. Павлуша встал, немного походил, с помощью Вадика и Ады, под его руководством они набрали мелких веток, хворосту, листьев, изобразили на земле подобие матраца, метра три на два, на который тетя Галя постелила укрывочный брезент, сброшенный с телеги, сверх брезента разостлала простыни, после чего уложила рядышком всех детей, не раздевая, укрыла двумя одеялами поперек, площади которых хватило, чтобы укрыть всех детей. Сама прилегла рядом, ей уже не хватило места, покрытого простыней. Она лежала не на голой земле, рядом с ней была самая маленькая из детей Милочка. Дети уснули быстро, сказалась усталость дня и нервные перегрузки. Тетя Галя и Павел не сомкнули глаз.