Вадим Огородников - Начало. Война, дети, эвакуация, немцы, Германия. Книга 1

В процессе обеда взрослые решали, как двигаться дальше, обговаривали маршрут и порядок его преодоления. Пришли к выводу, что двигаться с воинскими частями будет выгодно, лишь бы нас с собой они взяли. Но то был последний симбиоз. До самого конца путешествия, до Новоукраинки, где у женщин и детей были «реквизированы» в пользу удиравших от немцев советских войск повозки с лошадьми, маршруты и желания военных с маленьким обозом не совпадали. Почему-то решили, что двигаться лучше по ночам, вроде в это время не движутся стада и дороги свободны. Но не были учтены темпы наступления немецких войск и направление их движения вглубь страны. Этого не мог знать никто. Поехали дальше.

Маршрут был просчитан и записан и у мамы Оли и у Павла. Почему-то считалось, что подводы могут потерять друг друга, и тогда нужно искать в следующем населенном пункте при ветеринарной лечебнице. Сказывался расчет на чувство коллегиальности, которое, действительно, неоднократно выручало.

После Ширяево следовало двигаться на Андреево-Ивановку, потом, переправа через Южный Буг в районе Алесандровки, которая в те времена относилась к Николаевской области. Братское, на берегу речушки со странным названием Мертвовод, Бобринец, Ровное, Новоукраинка. После Новоукраинки планировалось добраться до Помошной, благо, там уже совсем рукой подать.

Каждый этап, переход от одного населенного пункта к другому был новой героической эпопеей и для взрослых и для детей. Между перечисленными населенными пунктами были, приблизительно, равные расстояния и в мирное время это была бы изумительная по своей экзотичности и красоте прогулка-путешествие. Но… Были времена чрезвычайные, и каждый бросок от одного поселка или города к другому требовал чудес изворотливости, физических сил, моральных и духовных, не говоря уже об ответственности за детей.

Описание каждого дня этого бега было бы слишком обременительным для потомков, если их что ни будь, заставит читать это, написанное. И все же мы, прошедшие через это, вымрем, и будет жаль, и еще раз жаль, если внуки и правнуки не захотят знать о своих предках, о их путях-дорогах, о сложностях, которые через призму пролетевших лет, кажутся такими легкими, пустыми, и даже не нужными. Смешно им и обременительно все это, даже сегодняшним. И, все же, хотя бы один на сотню, а серьезный человек, может быть от скуки или от избыточности всего того, чего не было у нас, и что создано нами, заинтересуется этими историями, которые являются прямым повествованием о том, что было, и что есть. Простите автору невольную тавталогию и не совсем литературный стиль.

Два дня отдыха в Новоукраинке, собрались и двинулись в сторону Помошной. Все уселись на свои, уже привычные места, кучера разобрали возжи, дети еще сонные, семь утра, попрощались с тетей Елей, женщины всплакнули.

Мама Оля, как бывшая жительница этих мест, управляла головной подводой, по дороге через населенный пункт вела рассказ, вспоминая свое детство, показала издали дом, который до революции принадлежал ее родителям, и где проходило ее детство. На глазах слезы. Умолкла, очевидно ее встревожили воспоминания о многом, в том числе и о несправедливо реквизированном родительском доме.

Лошадки бежали дружно, до места рассчитывали докатить часам к трем дня. По дороге шли пешим порядком и ехали войска, усталые, постоянными переходами, не верилось, что они составляют что-то единое, организованное.

В отступающей толпе военных были представители различных родов войск, с разными петлицами (погон тогда еще не было), многие без оружия, некоторые побросали скатки своих шинелей и вещевые мешки. Бредут, ими никто не руководит. Время от времени налетали немецкие самолеты, очевидно разведчики не стреляли и не бомбили, хотя в какой то момент все видели налет нескольких самолетов на организованную воинскую часть, производившую некое подобие фортификационных сооружений в пшеничном поле. Несколько красноармейцев залегло, большая команда побежала к лесополосе, которая росла вдоль железной дороги. Подводы с беженцами стали продвигаться все медленнее, съехали на грунтовую дорогу, пробитую железнодорожниками вдоль железнодорожного полотна, она была отделена от основной дороги лесополосой, по этой дороге движения войск не было. Эта тропа предназначалась для передвижения рабочих, обслуживающих железнодорожный путь. Поехали быстрей. На каждой подводе велись свои разговоры, мечталось доехать до дедушки и бабушки, планировали встречу с ними, какие будут дела и игры, младшие дети к полудню задремали. Хорошо пригревало солнце.

Из лесопосадки выскочило несколько военных.

– Стой, тетка, куда разогналась, разгружай своих пацанов!

– Да мы беженцы, добираемся с детьми до своих стариков, нам осталось ехать недолго.

– а нам …….на тебя и твоих стариков, нам нужны ваши лошади с подводами!

Находившийся ближе к лошадям ухватил лошадь под уздцы. Лошадь, почувствовав чужого, шарахнулась в сторону, но красноармеец был опытный в обращении с гужевым транспортом. Другие красноармейцы уже сбрасывали вещи на дорогу, мама Оля пыталась сопротивляться, но ее грубо стащили с подводы, буквально сбросили детей, часть багажа осталась на дне повозки. Удалось выхватить корзины и ведра с продовольствием, и уже на ходу чемоданы с одеждой. Детскую одежду и различные тюки солдаты сбрасывали уже уезжая, по дороге, на расстоянии двухсот или более метров. И все это происходило с громкой нецензурной бранью.

На второй подводе происходило то – же самое, но там Павлуша за сопротивление получил сильного тумака между лопаток прикладом винтовки, упал на обочину, а тетя Галя была сброшена столь грубо, что ударилась о колесо и долго не могла подняться. Её девочек сбросили прямо в дорожную пыль. На подводу взгромоздилось столько красноармейцев, что лошади не могли тронуться с места и их поощряли к движению ударами кнута, снятых с себя ремней, палок, и еще чего то, причем несколько человек одновременно. У красноармейцев на лицах была озлобленность, помноженная на страх. «Совершенно бесчеловечное состояние испуганных животных», сказала впоследствии мама.

Некоторое время никто не мог осознать происшедшего. Все, чему учили, что пропагандировалось Советской властью и воспитывалось в школе – любовь к армии – защитнице, все рушилось и разрушалось. Наши красноармейцы, удирая от врага, ограбили женщин, детей, избили инвалида, лишь бы бежать, не сопротивляясь. Так мы понимали, и понимали правильно. Никто не мог подумать, что подвела система, подвела политика «шапкозакидательства» и только слова песни, якобы «…спуску не дадим», понимались наоборот. Спуску дали. Да еще как! Цена этому была 22 миллиона жизней, как оказалось впоследствии. И древняя русская мудрость: «Не хвались на рать идучи, а хвались с рати идучи» еще раз ударила недальновидных политиков и руководителей, а вместе с ними и весь народ.