Мишель Комаровски - Сказки тетушки Смерть

Вы говорите – постоянное, как звезды… Ведь действительно, звезды намертво приклеены к небесной сфере, и не может быть такого, что глядя в телескоп, астроном потеряет одну из них? Нет, бывает такое, но ведь звезда не исчезает в никуда, она просто меняет форму, это тоже самое, когда на месте куколки вы находите бабочку… А тут… Представьте, что звезды начали бы пропадать целыми скоплениями? Компания звезд сказала бы вам вдруг – «Надоели тут все!» и ушла, хлопнув дверью. А за ней одна, а потом – вторая. А все оттого, что нам повезло – мы живем слишком далеко от горизонта событий. Он, именно он кушает звезду за звездой …. Точнее, когда звездочка разгоняется так сильно, что красное смещение… нет, точнее ее относительная скорость становится больше скорости света и она больше не видна в телескоп…. Или термин «горизонт событий» относится к черным дырам? Как бы то ни было, что-то исчезает, продолжая существовать для самого себя…. Я, наверное, опять путаю, я всегда все путаю теперь…. А восстановить память нет возможности, это как старая, полустертая кассета, на которую много, много раз что-то записывали, так что и перемешалось все. Только бестолковый шум теперь.

Так вот, вблизи этого горизонта разогнавшиеся звездочки пропадают сами собой. А что чувствует сама звездочка? Наверное – для нее ничего и не меняется, она и не успевает ничего понять… Как и человек… А для нас – они пропадают, целыми отрядами, ротами, батальонами… Бойцы на невидимой войне…

Вот вчера я только ходил со своим потертым портфелем в школу, там еще черноглазый Петька мазал мелом края парт, чтобы девчонки пачкались… А теперь – я старик. Тоже не успел понять, когда это случилось. Невидимая линия приближается ко мне, и все маяки, ориентиры исчезают с моего небосклона, я и не знаю теперь, куда держать путь, я заблудился… Скоро и сам я исчезну.

Какое лето за окном, сестра, сестричка! Открой его, пожалуйста, я хочу, чтобы яблоня роняла свои лепестки на подоконник. Нельзя? Негигиенично? Ну, так мы никому не скажем!

Мне кажется, что воспоминания мои постепенно утекают за горизонт… Сегодня, только сегодня, мне снилось, а может это был не сон… Детская площадка, зеленая коляска, и я, маленький, держу на пальце божью коровку, которая еще меньше меня. Она взлетает, стукнув меня по носу и напугав. Я бегу к маме и вцепляюсь ей в подол, в синюю волнующую клетку, пахнущий молоком.

А потом все как-то быстро закружилось, куда-то исчез терпкий запах зеленых стеблей травы, первая любовь, старенькая мама, и я вот снова, один, здесь, с вами.

И вкус лета здесь совсем другой – не вкус меда, а вкус пыли на языке.

Я знаю, сестра, я скоро встану. Подойду к окну, оно будет открыто, как сейчас. Сяду на подоконник, свесив вниз узловатые ноги. Яблоня еще не успеет осыпаться, она приветливо махнет мне зеленой ладонью.

И спрыгну вниз. Обрюзгший, отвыкший от полета, я сначала пойду прямо к земле, но ветер поможет мне, и, перенесет через больничный забор. Там, я коснусь ступнями травки, мягкой, как грива жеребенка, и пойду… И с каждым шагом я буду становиться все моложе, сильнее, ко мне будет возвращаться память.

Я пойду туда, и даже луч света не сможет догнать меня.

Я исчезну для вас за горизонтом событий, там, где живут мои воспоминания, где ждет меня первая любовь, где поет молодость, где смеюсь я на руках молодых родителей.

И я не обернусь назад.

Тело во власти спазма, руки и ноги сведены судорогой, голова запрокинута назад, привычная боль. Так было много раз до этого, и теперь уже почти не страшно. Какое-то время я не могла дышать, а когда вновь вдохнула – как из черной глубины вынырнула – в руках лежало золотое яйцо. Оно было размером с голову ребенка и блистало таким ясным светом, какое бывает только у солнца на рассвете. На его скорлупе были разбросаны более темные, цвета меди, пятна, напоминающие очертания материков. Яйцо было тяжелым и теплым, я провела пальцем по шероховатой скорлупе, и мне почудилось, что внутри бьется сердце. Ребенок, которого я так хотела… Некогда любоваться, быстрее, быстрее, пока Алексей не проснулся. Я зарыла яйцо в песок и всплакнула, пролив несколько слезинок, будто это могло оживить бесплодную землю.

– Почему ты не рядом? – издалека послышался окрик. – Ты куда опять пошла?

Не успела… Алексей увидел яйцо в руках и грубо оттолкнул меня. Швырнул яйцо на камни, но оно не разбилось. Тогда он склонился над золотым шаром, озарившим его лицо нежными бликами, и ударил булыжником. Раздался всхлип, который отозвался глубокой болью, я, скрывая слезы, убежала в шатер.

На следующий день, выйдя к колодцу за водой, я увидела, что золотые осколки разметал ветер, а там, где сидел Алексей, лежит камень, намертво вплавившийся в бурый, цвета засохшей крови, песок.

А потом высох колодец, наверное, последний колодец в этом городе и нужно было снова собирать самодельный шатер, увязывать утварь в тюки, грузить на задумчивого осла и идти дальше, в неизвестность, туда, где может быть, еще остался живой колодец. Алексей сказал, что это все из-за меня, из-за того, что я произвела на свет золотое яйцо. Будто я могла что-то сделать… Слезы покатились по щекам.

«Ну что ты, я ведь люблю тебя», – сказал Алексей, как медяк кинул. Извинился? Нет, боги не извиняются. Им нужно над кем-то властвовать, повелевать. А если он никем не управляет – то какой же это бог? А у Алексея осталась только я. Нет, он – само совершенство, идеален во всем и даже бывает добрым, правда, только тогда, когда я веду себя хорошо. Ну что поделаешь, раз я – всего лишь земная женщина, недоделка, а он – бог, сошедший с неба и между нами огромная пропасть…. Но я люблю его, как никого и никогда не любила до этого. Может – в этом все и дело. У меня только любовь и осталась от прошлого, благополучного мира.

***

Плетусь по колючему песку, который немыслимым образом забирается в ботинки, пылит, отчего глаза очень быстро становятся красными и хочется закрыть их и не открывать. Когда смыкаю веки – вижу Алексея, его гордый, устремленный вперед профиль, открываю – этот же гордый профиль рядом – высеченный в голубом граните неба и подсвеченный солнечными лучами. Даже сейчас, когда не осталось уж почти надежды, когда конец света близок, он остается самим собой. Не поддается панике, в отличие от большинства, облегчивших работу голоду и болезням – переубивавших друг друга. И не догадаешься, что он так же, как и все, не знает, что делать дальше. Но с ним я чувствую себя хоть немного защищенной – это он увел меня из города, он совладал с толпой, устраивающей давку возле колодца, только он заставляет двигаться дальше.

Когда я познакомилась с ним, то не знала, что он бог. Просто видела, что все в жизни у него получается само собой, легко, без всяких усилий. И, конечно, он был сказочно красив, вежлив, галантен, красиво ухаживал и сделал так, что я ни в чем не нуждалась – а я – молодая глупышка, влюбилась без памяти.