Илана Кузьмина - Треугольник Пенроуза

– — Так вот, заболела я балетом, – продолжила Клавдия. – Мама умерла, когда мне не было и восьми лет. Отец целыми днями пропадал на работе, часто уезжал в командировки. Он у меня был из числа партийных функционеров, в самых верхах трудился. С десяти лет я училась в хореографическом училище, жила в интернате. Балет – это адский труд, труд и ещё раз труд. Когда смотришь на изящные движения балерин, трудно себе представить, что за этим стоит – пот, слёзы, боль. Но как же я была счастлива! Я не представляла себя вне балета, жила только одной мыслью: когда-нибудь я буду танцевать в Большом театре все главные партии. Жизни за стенами училища для меня не существовало, да она меня и не интересовала вовсе. Приближался наш выпускной спектакль – «Спящая красавица». Я танцевала главную партию – принцессу Аврору. Была договорённость, что после окончания учёбы меня берут в труппу Большого театра. Представляешь, моя мечта осуществилась! Не папа со своим авторитетом и связями, а я и только я своим упорством дала ей возможность реализоваться! Я была счастлива и горда собой. Вот за эту гордыню меня Бог и наказал: на генеральной репетиции накануне спектакля, уже в костюмах, мой партнер, танцующий принца Дезире, роняет меня с высокой поддержки.

Андрей, опершись подбородком на кисть согнутой в локте руки, во все глаза смотрел на рассказчицу и внимательно слушал о совсем не знакомом ему мире, мире балета. На последних словах он ахнул. Это непроизвольная реакция теплом отозвалось в душе Клавдии.

– Я ломаю коленную чашечку на одной ноге, и голень – на другой. Как такое могло произойти, я до сих пор не понимаю! Поддержка была не такой уж и высокой, да в этом балете и нет высоких поддержек, парень был опытный и сильный… И падать мы умели, нас учили… Не понимаю! Для балета я умерла, – на лице женщины усугубились скорбные морщинки. Дело давнее, но было видно, что рана в душе Клавдии и поныне не заросла. Андрей взял ладони женщины в свои и нежно поглаживал, бессознательно пытаясь передать ей своё тепло, поддержать, как-то утешить.

– Как ты смогла пережить это? Я не о боли в сломанных костях, к этой боли можно привыкнуть и облегчить медикаментами. Боль от разбитой вдребезги мечты и убитых надежд, как ты сумела её перенести? – негромко спросил Андрей собеседницу, заглядывая ей в глаза. – Всё, чем ты жила до семнадцати лет и чем собиралась жить последующую жизнь, вмиг рухнуло. Твой привычный мир исчез… нет, не так, хуже… он не исчез, просто тебе доступ в этот мир перекрыли, а другой жизни ты не знала. Я бы, наверное, покончил с собой, – глухим голосом закончил Андрей, нахмурившись и скорбно поджав губы.

– Я пробовала, – еле слышно призналась Клавдия. – Я не представляла, как мне дальше жить, что делать. Я то уговаривала себя, что жизнь продолжается, что жить можно и без балета, то впадала в чёрную бездну отчаяния. Однажды в такой момент безысходности я приняла душ, накрасилась, сделала причёску, выпила упаковку таблеток папиного снотворного и легла умирать, приняв красивую позу. Глупая, хотела умереть красивой, – Клавдия горестно усмехнулась. – Очень скоро мне стало так плохо, я сильно испугалась, но уже не могла пошевелиться, тело было как ватное. Меня охватила жуткая паника. Что я наделала! Я не хочу умирать! Господи, помоги мне, спаси меня, глупую! Я не хочу, я боюсь умирать! Мысли бешено метались в моём угасающем сознании. Я была в доме одна, помочь мне было некому. Я понимала, что скоро умру, но как же молодость и желание выжить сопротивлялись неизбежному!

Я перестала чувствовать своё тело и ощущать что бы то ни было, как будто меня поместили в чёрный ящик со звуконепроницаемыми стенками. Представляешь, в эту минуту, когда моя душа практически прощалась с телом и с этим, как говорят, бренным миром, мой мозг работал чётко и ясно, как никогда. Я поняла: люди, совершающие самоубийство, вовсе не хотят умирать. Нет! Люди, доведённые до отчаяния невозможностью исправить действительность или смириться с нею, идут на крайний шаг, и актом суицида как бы шантажируют Бога. «Уж на такое, то есть на моё желание проститься с жизнью, Он не сможет не обратить внимания, не пойти навстречу! Бог наконец поймёт, насколько сильно и мучительно я страдаю, и смилостивится надо мной. Он же всё может!» – думают самоубийцы на уровне подсознания. Они, как почти все люди, не верят в собственную смерть и боятся её, а потому наивно полагают, что Господь оценит всю глубину их отчаяния и пожалеет. И спасёт, и исправит, и выполнит…

Тут мой разум стал заволакиваться чернотой, мысли вязли и прилипали к этой черноте, как мухи к мёду. Почти потеряв сознание, я увидела возле себя размытый облик кого-то. Что было дальше – я не помню, знаю только со слов отца. Папа рассказывал мне потом: сидя на важном совещании, он вдруг почувствовал, что ему срочно нужно домой. Сердце его мучительно болело, отца охватила такая паника, что всю дорогу до дома он умолял водителя ехать быстрее. Ему казалось, что автомобиль не едет, а еле-еле тащится. Взлетев по лестнице и ворвавшись в квартиру, отец сразу бросился в мою комнату. Он увидел пустую упаковку из-под снотворного, меня лежащую и метнулся к телефону вызывать «скорую помощь». Пока ехала неотложка, отец потащил меня в ванную, заставлял пить воду и вызывал у меня рвоту. Приехавшая «скорая» промыла мне желудок и увезла в больницу. Если бы не отец, меня бы давно не было в живых.

Андрей выдохнул, расслабился и улыбнулся с облегчением.

– Слава Богу, всё обошлось! Вот ведь, почувствовал твой отец, что спасать нужно дочку, – парень восхищённо ликовал, будто на его глазах только что свершилось настоящее чудо. Бесхитростная радость Андрея тронула Клавдию. Этот мальчик чем дальше, тем больше удивлял её и, чего лукавить, очень нравился. – Как же ты потом?

– Потом… – вздохнула Клавдия, – я пыталась как-то жить. Кстати, я никогда никому не рассказывала про свою попытку суицида, кроме отца об этом никто не знал. Мне было стыдно признаться кому-либо в своей слабости, – женщина немного помолчала и продолжила: – Потом я учила при Доме пионеров девочек танцевать, сейчас уже около пятнадцати лет я преподаю в хореографическом училище, в котором училась сама. Была замужем, но через одиннадцать лет совместной жизни муж увлёкся молоденькой смазливой девушкой и ушёл к ней. Ненадолго, правда. Девочке нужны были деньги и праздник, а не будни с немолодым мужчиной среднего достатка. Муж мой отчаянно скучал по моим борщам, сырникам, голубцам и прочим кулинарным изыскам, по вечерним разговорам о прошедшем дне, об увиденном, услышанном и прочитанном, и через два месяца вернулся с двумя чемоданами назад. Вернулся, но порванную верёвку как не связывай, всё узел будет. Не получилось у меня забыть его предательство и простить, разошлись мы. Папа год назад умер от инфаркта. Теперь вот одна живу. Недолго осталось, – невесело закончила Клавдия. Парнишка хмыкнул: