Вячеслав Мунистер - Закат полуночного солнца

Но чего было не отнять – умения классифицировать и концентрироваться на своем любимом занятии, не отвлекаясь ни на что, и ни при каких условиях, таким образом он даже пропустил ужин – увлечено рисуя портреты и описывая какими-то странными формулировками лица. А вот рассеянности в обычной жизни у него, как и у многих людей с таким мышлением, были большие проблемы. Не менее скучным делом занимался и Евгений Николаевич – борющийся с желанием употребить очередную дозу наркотика.

И пока у него получалось – действительно, он начал думать и предпринимать действия по тому, как выйти из сложившийся ситуации, что поверьте, после двух месяцев «стажа» уже являлось если не подвигом, то серьезным проявлением силы воли, под гнетом собственного мозга, обманутого и истощенного алкалоидами всех видов. Нейроны с стремительной скоростью – прямо пропорциональной поглощением яда, выбивались из строя, убивая сознание и делая из человека ужасное животное с одной лишь идей сведѐнной до паранойи жажды к отраве.

Одолжив у капитана не самый тонкий талмуд, часть из которого составляла сшитая ведомость, в которой как вы понимаете значились данные пассажиров, он стал искать среди них врачей.

В самой ведомости профессии не значились, а вот в специальном документе, подготовленным департаментом, наряду с еще несколькими бумагами, для миграционной службы США на русском и английском языках, были указаны многие подробности из жизни каждого из пассажиров, по крайней мере место жительства – по состоянию на сентябрь двадцать второго года и до революции, места работы, образование, дата рождения, всякий двухсторонний лист был заверен печатями, с удивительным качеством самой печати – будто и не спешил тот, кто набирал, без ошибок, на качественной бумаге, с должным уровнем подачи, хотя, замечу, это были последние дни Белых и смотря на многие непродуманные вещи, как то же питание пассажиров, думалось, что и документооборот если и велся, то так себе.

На вопрос Константина Львовича зачем ему это нужно, г-н Врублевский сказал, что ему показалось, что среди пассажиров он мельком заметил его приятелей из молодости, но не успел сблизиться, как они неведомым «испарились», и привирая с хорошим тоном сообщил, что он так хотел с ними пообщаться, ежели не ошибся. Собственно, отказывать Львович не стал, Евгений Николаевич имел законное право доступа к сейфу, где хранились эти документы. Также он предупредил о том, что документы необходимо будет вернуть в должном виде, хотя это звучало смешно из уст капитана корабля, любящего ставить кружку с чаем прямо на бумагу любой ценности и секретности, лежавшей на столе, с вытекающими из этого последствиями.

Напоследок, а так как вахта капитана у руля уже подходила к концу, Константин Львович по-дружески сделал замечание насчет внешнего вида его зама, посоветовав поспать, так как:

– Не нравятся мне твои глаза, так и норовят из орбит вылезти, не читал бы ты сейчас, а то красные какие-то, или мне кажется из-за света. Да, кажется наверняка, попроси матроса поменять лампу, а то что-то, то дрожит, то тускнет.

– Да это она расшаталось, моргает зараза, я прикручу, может и послужит еще. Насчет себя понял, да что-то не здоровиться мне, да и недавно переболел сильно.

– А что же ты так, ну ладно, чего я буду тебя расспрашивать, пойду я, ноги груженные, откину их хоть. Вторая, на вахту!

– Так точно, приступаю. Спасибо за ключи – почитаю попозже.

Жизнь в три вахты в сутки – трудная вещь. Капитан, собственно наш «герой» и старший матрос, трое они держали корабль под своим контролем. Не недооценивая роли остальных, именно пост «рулящего» и создает «благоприятный попутный ветер», и от внимательности и опыта управлять и принимать решения, и продумывать их, так как не всегда то, что написано по уставу может быть воплощено в жизнь. При желании – любое судно можно специально или даже случайно довести до критической ситуации. И человек, должен быть всегда в здравом рассудке. Но никто не знал, что второй человек на корабле, таким уже и не обладал, быстро теряя данное природой чувство трезвости.

Но если уж и быть честным перед собой – то насчет последнего тезиса можно поспорить. Рыльце в пушку было и капитана – имеющего интереснейшую историю жизни, скрытую им же. Константин Львович в молодости провинился, живя богатой жизнью, вызвав кого-то на дуэль, что было просто немыслимо для второй половины девятнадцатого века, и об этом узнали, в итоге он был сослан в здешний край – чтоб проветрить дурную голову, своим же отцом. Так и остался, навсегда порвав связь с родителями и прошлой жизнь.

Был одним из строителей селения для каторжников – одного из первых в Приморье, затем служил на Сахалине, надсматривая над каторжниками. Там и сблизился с наиболее адекватными и подсел на какое-то пойло из корней и чего-то еще, имеющих легкий одурманивающий эффект, что и стало «сахарком» для трудной жизни бывшего жителя одного из крупных городов Европейской части. После 7 лет службы пошѐл в торговый флот. Ничего о себе не рассказывал, оставаясь скрытным и суховатым на жизнеописательные истории про себя.

Еще более странным был доктор – не зря Евгений Николаевич не хотел к нему обращаться. Будучи человеком новым на корабле, ни с кем не сближался, но активно поглощая чай. Капитан судна подозревал в нем повадки бывшего ссыльного, таких он видел подолгу, да и знал как облупленных, но возразить не мог. Работал и работал, воровства никто не заметил за три «ходки», которые он уже провел в связке с текущей командой.

А странным он казался по причине скрытой любви к чифирю – тогда о нем мало кто знал, чай в Приморье знали хорошо, а вот от его концентрированной форме – десятки, максимум сотни. Он еще не стал арестантским напитком, но уже имел небольшую когорту поклонников. Но все еще проявиться и о нем узнают и дети малые и старики. Этот напиток представлял собой очень мощную «заготовку» черного чая, употребляемый без чая и оказывающий психостимулирующее влияние.

И вот таким людям агонизирующая власть поручила жизни трехсот с лишним представителей, как они говорили «лучших из лучших». Не повезло, не повезло. Но к счастью, пока все шло чин-чинарѐм – то есть без нареканий. Впервые за ставший уже продолжительным промежуток времени, показались берега. Дети, проснувшиеся утром и первым мигом посмотревшие в иллюминаторы, обрадовались, посчитав, что всѐ – они достигли финишной черты.

Удивительно, но это проявилось у всех ребят и девчонок, словно их собрали заранее и сообщили синхронно сказать. Но нет, никто над ними не издевался таким образом, потешая враньѐм, все было куда проще – детское сознание прекрасно и думает оно примерно одинаково до определенной поры.