Вячеслав Мунистер - Закат полуночного солнца

Ко второй группе – к группе «допроводителей», а на самом деле – к классу будущих блюстителей советского порядка в мире, если более точно – резидентной группы – были приставлены в помощь на поиск специалисты, отправленные первым поездом из Ново-Николаевска (Новосибирска), которые имели разводной ключ к поиску и определению таких людей, хотя сами не могли отправиться вместе с «нужными людьми». Однако проблема была решена оперативно. К тридцатому августа, были найдены и первые и вторые. С небольшим недобором, вторая группа – за счет людей, имеющих хоть какое-то образование, первые – за небольшим счетом – совершенно безграмотные, но толковые в бытовом понятии бывалые… Красный рассвет заходил над Дальним Востоком.

Хабаровск стал готовиться к взятию Спасска-Приморского – или как совершенно недавно называли его Спасское, а в современное время зовется он Спасском-Дальним – последним серьезным оборонительным рубежом, расположенным в двух сотнях от Приморской столицы. Даже куда более близкий Никольск – более известный сегодняшнему читателю как Уссурийск, не считался важным, и считался легкой цель.

А укрепрайон Спасска, в 1921 году сооружѐнный солдатами 8-й японской пехотной дивизии, представлял собой семь фортов полевого типа, являлся целью, перед взятием которой необходимо было создать генеральный план и обдумать нюансы. Чем неуклонно и занимались красноармейцы.

И вот уже третьего сентября из станции Вяземской, что под Хабаровском, расположенной вдоль недавно построенной казенной Уссурийской железной дороги, отправились на лошадях в обозе группа непримечательных людей типичной русской внешности, в направлении Спасска. С небольшим трудом пересекли пешим ходом китайскую границу, сели в подготовленную лодку в районе стыка озера Малая Ханка и Ханка (прим. – Большая), там где песчаная коса отделяет одно озеро от второго и пересекли гладь этого прекраснейшего озера, не спеша, за двое суток.

Высадились у селения именуемого Камень-Рыболовом, основанным за полвека до этого, казачеством, как опорным пунктом. А далее добрались нехитрым путем Никольска, а к двенадцатому сентября удачным образом и до Владивостока, не столкнувшись с хунхузами – китайскими разбойниками, которых в здешних местах было весьма порядочно, как и японцев с белогвардейцами. Этих людей было трое – и все они были приставлены к двум ярким персоналиям, которые все еще оставались в городе…

***

Захлебываясь, у тонущего хватило сил, чтоб покорить собственную силу тяжести и, наконец, вылезти из водной стихии, заодно и заговорить, содрав со спины мальчишку и с небольшим заиканием – вызванным достаточно прохладной водой, спросить, не без нецензурной брани, что это сейчас было и для чего это было сделано, откинув уже и переставшей внезапно дрожать рукой ребенка, словно кошку, или собачонку, на брусчатку.

И теперь заняв уже доминирующую позицию, нависая над ним. Но внешний вид Цербера был совершенно не устрашающим, а мокрое тряпье это усиливало, подчеркивало, утверждало. Человек напоминал полицейского – не сказать что толстого, из-за роста, скорей тощего, но весьма круглого на лицо, будто все съеденные расстегаи за его жизнь отложились не в подбрюшье, а в закромах щек.

В ходе странной беседы выяснилось, что этот господин был капитаном «дальнего плавания», который и решил покончить жизнь самоубийством по несказанной мальчику причине, однако, он сухо поблагодарил разбойника, спросив его имя и предложил пожить у него, пока тот не просохнет и пообещав некоторое довольствование. Разговорились так, что просидели мокрые до рассвета, но не без дела – потушили уже сгоревшую комнатушку мастерской, при помощи дырявого ведра, найденного неподалеку, благо до воды было близко, часть воды доходило до цели. Заодно физический труд согрел и побудил к общению, где совершенные разные по возрасту, еще час назад – абсолютно разные люди, один из которых хотел ограбить второго, сблизились на уровне общения отца с сыном. Вероятно, это было связано с тем, что у всякого беспризорника, а этот мальчик таким и стал два года назад, по причине потери близких, затерявшись в портовой части, есть нужда в материнской и отцовской любви, хотя нет, скорей во внимании.

Все его грабежи – как рассказал он, были лишь для того чтоб свести концы с концами в его голодной жизни, что и было очевидно. Все это время он искал своих родителей – но не мог найти. Капитану, а звали его Евгением Николаевичем Врублевским, понравилась дерзость высказываний ребятишки Ивана, говорил все это он честно, прямо, и довольно нехарактерным для такого возраста, голосом. Прекрасный слух Евгения Николаевича чувствовал также и хрипоту в его голосе и подумал, что это от ночного инцидента. Подойдя к дому – они присели на скамеечке, и, рыжий, хотя и не совсем, скорей светловатый, с огромными голубыми глазами, весь в веснушках, мальчик, весьма по-детски, по-хорошему извинился за то, что мог сделать, если бы пистолет попал в его руки.

Две бродяги дошли до обители к рассвету, это был почти центр города, хорошая квартира на втором этаже в купеческом доме, с несколькими просторными комнатами и высокими потолками. А какая лестница была в этом доме – ни скрипа, а сама-то деревянная. Заходишь, бывало, в такой же дом, поднимаешься по такой же лестнице, а звуки, как будто полтергейст вселился.

Ванюша не растерял на улицах знания, данные ему до пятилетнего возраста – момента, когда он потерялся, некоторые проявления из если не высшего, но точно не самого простого воспитания хорошо выражались в некоторых вещах. Это метко подмечал Евгений, который разбирался в людях, с вершины своего возраста. Ему недавно исполнилось сорок пять.

Дверь открылась, и глазам Вани было представлено великое множество экспонатов. Квартира представляла некоторого рода миниатюрный паноптикум – в предбаннике гостей встречала литая фигура большого бульдога, размер с настоящего. А на стене, на реечках и гвоздях висели различные морские существа – образуя замкнутый цикл, круг, внутри которого висели круглые часы, которые на самом деле были стилизацией под какой-то навигационный прибор. Коридор, ставший объективным разделителем жилища на две части – два полюса, был увешан портретами и фотографиями. Больше всего здесь было природы, очень качественно заснятые на фотоаппарат. Ваню это безусловно поразило, не в корень души, но это было первым приятным впечатлением в его судьбе. Две комнаты из четырех были закрыты – на них висели крупные навесные замки аляповатого вида, с какими-то ленточками красного цвета.

Присели, скудно поели, хозяин не обладал великим запасом еды, кулинарных изысков здесь не было. Каша обычная, солонины немного. Самым вкусным – запоминающимся для мальчика стал чай. Вот это поразило его – он попробовал его впервые в своей жизни. Чай действительно был хорош, байховый, который был сделан в небольшом самоваре!