Тим Яланский - Непростые истории 4: Печальные звёзды, счастливые звёзды

Доктор, видимо, только что пришёл от больного. Он всё ещё был в длинном тёмном одеянии с фартуком поверх в жёлтых пятнах, забрызганном кровью. На голове шляпа с широкими полями, на груди на серебряной цепочке болтался медальон-шкатулка от которого, как и от «клюва» возницы, исходил острый запах травы. Поммандер – откуда-то Марта знала, как медальон называется. Точно – врач!

– Не носишь маску? Смелая девочка, – проворчал доктор, – да толку с неё, ничего уже нам не поможет, я вот сегодня двадцати двум глаза закрыл, и такие, как ты, среди них тоже были – молодые, красивые… – он медленно стянул перчатки, – и молитвы не помогают. Зачем пришла?! – каркнул сердито, насупив седые брови.

– Мне… мне лекарство нужно. Не чума, у… мужа… температура, но это не чума, – пролепетала Марта.

– Как же, не чума, под глазами чёрные пятна есть? Кашель с кровью?

– Нет!

– Ну так будут, и не надейся, – буркнул доктор. – Муж, говоришь? Он оглядел её с ног до головы, покачал головой.

– Мне бы лекарства, – повторила Марта. Голос дрожал, из глаз вот-вот готовы были пролиться слёзы. – Но мне заплатить нечем. Вот! – Она сняла золотые серёжки с маленькими бриллиантами, давным-давно, в другой жизни, подаренные Мишелем. – Возьмёте?

– Что я тебе могу дать, девочка? Разве что… – он снял с полки пузатый флакончик синего стекла, сунул в руки, – иди с богом и молись, дочка.

Марта вышла под снег, который всё не унимался, напротив, сыпал сильнее, заволакивая ночь молочной пеленой.

У двери трактира копошились трое пьянчуг, двое поднимали совершенно не стоящего на ногах приятеля.

– О, красотка, – обернулся один из них. – Пойдём с нами, шлюха!

Второй тоже уставился на Марту, растянул мокрые губы в ухмылке, между щербатыми зубами как будто скользнул ветер:

– Не пожалеешь, рыжая, полный карман монет. Нынче ничего не жалко! – он сделал шаг, поскользнулся и упал.

Марта не стала дожидаться, пока пьянчужка поднимется, побежала к далёкому проулку в свой дворик-колодец, нырнула в темноту проема, пролетела к дому, совсем запыхавшись, потянула двери за тяжёлое железное кольцо и оказалась… в родной парадной.

Она стала медленно подниматься по лестнице, лампы откликнулись на движение, засияли. Марта сунул руку в карман, вытащила вместо флакончика две коробки и пластину с таблетками – современными, фыркнула.

Надо же, как сыграла! Лучше, чем на сцене. Сама чуть не поверила, что на улице средневековая чумная Вена, и за персонажей отработала: сонный провизор до сих пор, наверное, удивляется её жалобныму тону, а сердце до сих пор колотится от встречи с подвыпившие питерскими парнями, которые, видимо, начали праздновать Новый год задолго до его наступления. Марта дотронулась до мочек – серёжки исчезли. Правильно, она их и не надевала.

Она махнула рукой, пошла быстрее. Как там её Августин с изумрудными глазами? Как там её странная новогодняя сказка?

Незапертая дверь отворилась бесшумно. Растяпа какая, забыла закрыть! Марта тихонечко стянула сапожки, пальто. Пуговица крекнула и упала на коврик. Марта усмехнулась, прошла на цыпочках через широкий коридор, заглянула в комнату.

Его там не было – Августина.

Куда он делся? И в кухне нет, и в ванной комнате. На стиралке лежал разбитый телефон, а деньги пропали, и джинсы с рубашкой, и пальто с вешалки.

Марта вернулась в комнату, бездумно села в кресло. Воздушное волшебное ощущение бытия исчезло, как будто никогда и не появлялось, не было пока и отчаяния.

Существовал ли вообще этот парень? Ну вот же – аккуратно застеленный пледом диван, смятая подушка, стакан с водой на столике. Сбежал, значит.

И тут она расплакалась, всхлипывая и повторяя «сбежал, сбежал», и почему-то это бегство казалось ей страшнее предательства Мишеля, которого она любила много лет.

Щёки горели от стыда за себя – сумасшедшая, дура какая! – от того, как с нею поступили: жестоко, некрасиво. Нельзя так! «Нельзя же так с живым человеком», – причитала Марта, раскачиваясь в кресле, до синяков сжимая плечи скрещенными руками. Горше и жальче всего было чувство невыносимой потери не «Августина», нет, а собственной лёгкости, крылатости, подаренной незнакомцем, спасшей её в эту предновогоднюю ночь, в её сорокалетие.

Слёзы не кончались, текли, горячие – жгли глаза, размывали мир до акварельных разноцветных пятен. Голова наливалась тяжёлый болью, в затылке гудело, словно по нему с размаху ударили кулаком. Марта машинально взяла градусник, сунула под мышку и вздрогнула, когда он запищал, взглянула равнодушно: температура за сорок. Хорошо, таблетки купила.

Громко, пронзительно заверещал мобильник.

«Мама! – крикнула Марта. – Не приезжай, мама, у меня грипп!» – и она выронила телефон из рук.

Мой нереальный Августин, Августин, Августин,

Я жертва чьей-то жадности и слепоты…

2

Гримёрка больше обычного завалена цветами. Ну два, три букета, а тут столько! Зрители откуда-то узнали, что у актрисы день рождения, и расстарались.

Голова кружилась от ароматов, но Марта с удовольствием разглядывала зимние розы – бордовые, кремовые, белые.

Как хорошо, что она не ушла из театра. Мишель неожиданно уехал, бросил труппу. Новому режиссеру не нравилась постановка «Августина…». Он хотел закрыть спектакль, Марта отговорила: как-то сразу нашла с ним общий язык, убедила, что главная история тут – как раз судьба женщины. Да, пусть проститутки, которая спасает своего возлюбленного. А что Августин? Весь спектакль его переносят с места на место – пьяного.

Марта наконец оставила цветы в покое, села за столик перед зеркалом, намочила эмульсией тампон и принялась снимать грим.

В гримёрку заглянула Наташа – та самая, её Мишель тоже бросил, а они без него нежданно подружились.

– Смотри, Марточка, ещё целая корзина! Особенная, с подарками. Эх, жалко, что ты не хочешь праздновать день рождения, – прямая, открытая Наташа тактичностью не отличалась, – напились бы сейчас! – она потянулась всем телом так, что хрустнули косточки. – Слушай, год прошел, а как всё изменилась, – во взгляде отразилось радостное ожидание. – Я побегу?!

– Да, – кивнула Марта, она знала, что у Наташи появился поклонник, и, кажется, всё серьёзно.

В корзине три роскошных, дорогих зимой, да еще и перед Новым годом, букета: к одному приложена коробка конфет, к другому – шампанское, в третий просто воткнута визитка. Какой-то А. Майер, писатель. Не читала, не слышала даже.

Марта развернула записку из конфетного букета: «Мартышка, с днём рождения! Приезжай, соскучились, любим, Тим и Лада». Старые школьные друзья, надо же, дотянулись до неё, умницы!

А шампанское кто изволил прислать?

«С днём рождения», – и затейливый росчерк Миши Вознесенского.