Елена Блоха - 90 дней в плену

1) необходимо поставить свою подпись около десяти раз на листе белой не расчерченной бумаги:

– сидя, листок лежит на столе;

– сидя, листок лежит на десяти листах;

– стоя, листок лежит на столе;

– стоя, листок лежит на десяти листах бумаги;

потом – то же самое на расчерченном листе;

2) написать фразу по той же схеме;

3) написать цифры от 1 до 100 по той же схеме.

Поверьте, для нас, людей избалованных техническим прогрессом, персональными компьютерами, ноутбуками, планшетами и прочей оргтехникой, пройти эти тесты – целое испытание. К завершению этой муки у меня даже пальцы болели на правой руке. Но делать нечего, надо было писать и оставлять свои образцы почерка. Тем более что и следователю сотоварищи было что почитать и сравнить, например записи в моем рабочем блокноте. Правда, как они будут разбирать мои каракули, я не представляю. Я сама порой их с трудом разбираю.

В промежутках между тем, как я заполняла тесты, садилась, вставала, писала, мы уже по-свойски беседовали с адвокатом, следователем, периодически в разговор вступал и охранник (когда следак выходил из кабинета), при этом, правда, оглядываясь на дверь, чтобы его никто не услышал, ведь ему по службе вообще нельзя с заключенными общаться. Команды отдавать можно: «Стоять, идти», – не более того.

«Да понятно, что кому-то просто выгодно разделить страну, рассорить народы, чтобы мы поубивали друг друга. Кто-то о своих капиталах и нефтедолларах думает, при этом, заставляя идти брат на брата, – возбужденно говорил молодой конвоир. – Вот там, на Майдане, тоже так было. С одной стороны стояли беркутовцы, с другой – молодежь, а потом вдруг кто-то третий начал стрелять и в одних и в других, и между ними началась бойня».

Я, конечно, согласилась с парнем, он абсолютно прав. Но вот про себя подумала, что он лишь мне это говорит так, будто делится сокровенным, о чем не может сказать другим, видно боится говорить правду. Чего он боится? Может, того, что услышат его мнение, не совпадающее с официальной точкой зрения нынешней власти. Естественно, это не понравится его руководству, не дай Бог, его заподозрят в симпатии к бывшей «злочинной владе Януковича» и к сепаратистам, а там и с работы выгонят с волчьим билетом. И такой вариант вполне возможен.

Может, конечно, я чего-то в этой жизни не понимаю, но у государства, в котором даже представители силовых структур боятся вслух говорить правду, будущего нет. Я в этом твердо уверена. Вот именно с таких перешептываний по секрету и начинается новая диктатура. Причем, она по сути своей еще и тем цинична, что прикрывается интересами народа и нации. Ах, вам не нравится государственное устройство, децентрализацию и самостоятельность на местах вам подавай, а может, вы потом и федерацию свою захотите, а затем еще и отделиться решите? Так вы – сепаратисты, зрадныки, террористы и государственные преступники, которых надо

уничтожить. Всех и срочно! Но во имя блага народа Украины! Слава Украине! Героям слава!

Вам эта схема ничего не напоминает? Кажется, это уже где-то когда-то проходили. Но, видимо, кто-то очень плохо учился в школе и особенно плохо изучал историю. Жаль, очень жаль. Вот теперь из-за этих двоечников страдает и погибает целая страна.

А по завершению истории про первый допрос, расскажу немного о хорошем. Как я уже говорила, одной из проблем заключения является ограничение в обычной воде. Бутилированную нельзя передавать заключенным, а закупка товаров проходит два раза в месяц и то с большим трудом. Зато во время работы со следователем можно попросить воды и пить ее столько, сколько влезет.

Заканчивалась процедура допроса и взятия образцов моего почерка, а я еще не допила бутылочку «Боржоми», которую мне принесла Лиля. И, о чудо! – мои конвоиры позволили мне забрать ее с собой, но по дороге в СИЗО выпить в машине и выкинуть бутылку перед входом в изолятор. Когда мы подъехали к воротам изолятора, молодой охранник тихо предупредил, чтобы я допивала воду, а при выходе из машины сам взял пустую бутылку и незаметно для начальства выкинул в урну. Все-таки и он тоже неплохой

парень, просто работа у него сволочная.

Следующие четыре дня прошли в обычных тюремных хлопотах и ожиданиях. Когда ты ограничен практически во всем, то начинаешь ценить самые, элементарные вещи. Например, никогда бы раньше не подумала, что для меня станет жизненно важным открытое окно и просто глоток чистой питьевой воды. И то, что это важно, понимала не только я, но и охранники, чем они и пользовались. Казалось бы, простые вещи – проветрить камеру, открыть окно, дать чашку кипяченой воды, пока родные не принесли кипятильник, чтобы не пить воду из-под крана. Ан нет! Это же слишком

хорошая жизнь будет у заключенных.

«У нас немає кип’ятка і чайника (вчера на другой смене был, а сегодня вдруг не стало). Пийте воду з-под крана». «Не положено окно открывать, только на 15 минут – в обед и вечером». Причем, где написано, что не положено, никто не говорит. Зато они выучили другую «гениальную» фразу: «Ничем не могу помочь. Мы с вами в одинаковых условиях находимся, нам тоже жарко!». Абзац! Может, поменяемся местами?! Ты тут посидишь, в камере, а я пойду погуляю во дворе без наручников.

И что интересно, не каждая смена так по-свински себя ведет. Но, как только радио во дворике настраивается на волну «Промінь» (с 8.30 до 15.00 на время прогулок орет динамик), значит, на смену зашли сволочи, которые постараются сделать этот день для тебя незабываемым, под сопровождение украинских патриотических песен. А когда звучит «Ретро-FМ» или «Хит-FМ», то и сотрудники охраны ведут себя более прилично: могут окно на целый день открыть, воду кипяченную дадут, не хамят, террористкой не называют.

Что это – совпадение? Думаю, это звенья одной цепи, взаимосвязанные детали восприятия мира разных людей. На дне ящика одной из тумбочек в моей камере я обнаружила написанную аккуратным каллиграфическим

почерком фразу: «Все проходит. Пройдет и это…» Кто бы спорил, но только не я.

Вот еще одно, абсолютно непонятное для меня ограничение – часы. Почему-то у заключенных забирают это достижение технического прогресса. Наручные часы у меня забрали еще в Мариуполе, так же, как и ювелирные изделия, включая серебряный православный крестик с цепочкой. До сих пор не понимаю, чем могут быть опасны наручные часы. Настольные часы в камеру тоже нельзя проносить, ни механические, ни электронные. На вопрос, который час, охранники отвечают: «Около, шести. Пусть вам родственники телевизор принесут, по телевизору время будете узнавать». Вот где логика? Часы нельзя, а телевизор – можно. Ну что же, телевизор так телевизор.