Елена Блоха - 90 дней в плену

Ну, во-первых, мою камеру действительно стали проветривать с утра, а не ближе к обеду, когда солнце уже было в зените, а в помещении стояла такая духота, что я теряла сознание от спертого воздуха. Во-вторых, выводить на прогулку меня тоже стали утром, пока не жарко. И в-третьих, сотрудники

СИЗО стали заметно вежливей. Уверена, что в кулуарах они в деталях обсудили нашу с начальником встречу и сделали соответствующие выводы.

В понедельник, 18 августа, когда дежурный как раз из самой вредной смены раздавал завтрак, на мою просьбу не класть много каши, уточнил, достаточно ли, а то я еще буду писать, что меня здесь не кормят. При этом он положил вместе одной аж две котлетки. Я ему пообещала, что жаловаться на это не буду.

Но, в то же время, эта же смена стала проявлять по отношению ко мне больше бдительности. Когда в тот же понедельник меня выводили на встречу с адвокатом, то охранница не просто тщательно ощупала одежду на мне, но и заставила снять носки и чуть ли не на зуб попробовала тапочки, обычные комнатные тапочки.

А выводя меня из камеры, охранница отметила с улыбкой, указывая своему напарнику на стулья, стоявшие возле тумбочки: «Диви, седушки у кольорах національного прапора». Действительно, на табуретках лежали квадратные поролоновые седушки желтого и голубого цвета. Я их захватила вместе с теплым шерстяным пледом, который всегда лежал в багажнике машины на всякий случай. Кстати, и плед и седушки мне действительно пригодились в камере. Увидев такую реакцию на «интерьер» в помещении, я решила как-то разрядить обстановку и стала объяснять, что обычно эти седушки раздают болельщикам на стадионе «Донбасс Арена» во время футбольного матча, а когда ведущий между таймами просит фанов поднять седушки, то арена окрашивается в национальные украинские цвета.

Однако реакция конвоя на мои слова была прямо противоположная ожидаемой мною. Вместо того, чтобы как-то одобряюще улыбнуться, они

наоборот, напряглись и зло посмотрели на меня. Я даже не поняла сразу, в чем дело-то. А потом до меня дошло. Вот когда они последний раз смотрели футбольный матч на таком стадионе, где что-то раздают и есть ведущий? Да никогда! Поэтому мои рассказы о таких чудесах, которые считаются обычном делом в Донецке, их только раздражают.

Кстати, во время работы с адвокатом она спросила, не подселили ко мне соседей? Услышав отрицательный ответ, Лиля отметила, что обычно в этом заведении свободных мест не бывает, особенно сейчас. «Интересно, так, может, я особо опасный преступник?» – пошутила я, хотя над этим действительно стоило задуматься.

Приближался срок слушания в апелляционном суде по избранию меры пресечения. На очередной встрече с Лилей она мне сказала, что, помимо нее,

мои интересы еще будет представлять хорошо мне знакомый адвокат из Донецка, мы вместе в одной команде работали в нескольких избирательных кампаниях. Увидев мое довольное лицо, Лиля поинтересовалась, хорошо ли это?

Конечно, хорошо, и не только потому, что этот парень мой земляк, но некоторые нюансы моего дела и обстоятельства событий последних месяцев перед моим заключением, увы, я не могла поведать защитнику, которого я

узнала три недели назад. Даже если этот защитник добросовестно выполняет свою работу, даже если человеческие качества не могут не вызывать симпатию. Просто слишком много людей заинтересованы в том, чтобы я потянула за собой не менее большее количество людей. И последствия такого моего поступка могут быть весьма печальными.

На встрече мы еще раз продумали все детали предстоящего суда. Удалось заполучить от следователя копию моей трудовой книжки, как доказательство того, что я уже 15 лет являюсь журналистом, а последние четыре года – главный редактор донецкой газеты, и с этой должности меня никто не снимал и не увольнял. Кроме того, Лиля раздобыла еще некоторые документы, подтверждающие, что я никуда не скрывалась, а просто ехала в отпуск с несовершеннолетним сыном.

И еще, что немаловажно, Лиля принесла ксерокопии моей медицинской карты с диагнозом и рецептом, которые были зафиксированы еще год назад в одной из донецких больниц. Это давало возможность наконец-то аргументировать и тюремному врачу и администрации, что мои жалобы на самочувствие не безосновательны.

Кстати, на том, как в местах не столь отдаленных Украины оказывают медицинскую помощь заключенным, хотелось бы остановиться более подробно. Отсутствие воды и редкое проветривание помещения в условиях рекордной для Киева жары привели к тому, что я несколько раз за две недели вынуждена была обращаться за медицинской помощью.

Сначала тюремный врач констатировал повышение давления и температуры. Потом несколько раз охранники вызывали скорую помощь. Доктор, приехавший по вызову, был как-то очень любезен и предупредителен, улыбался, сочувствовал, уточнял, как же именно я себя плохо чувствую, где болит, как давно у меня такой диагноз. При этом он пытался шутить, балагурить. Эдакий доктор Айболит, говорящий на суржике.

Если честно, то у меня вызвало удивление, когда, проверяя мое давление, он констатировал 130/100, мне казалось, что я чувствую себя гораздо хуже. Да и температура у меня точно была не 36,6 (градусник под мышкой мне позволили держать около минуты, подержав его перед этим под холодной водой для дезинфекции), обычно при таком состоянии ртутный столбец поднимался не ниже отметки 37,1. Но оснований не доверять врачу, который приехал на «скорой» по вызову, у меня не было.

И каково же было мое изумление, когда на мою просьбу передать копии из медкнижки тюремному медику, ко мне в камеру зашел в форме при погонах сотрудника СБУ уже знакомый доктор Айболит. У меня от удивления аж челюсть отвисла, я на минуту даже дар речи потеряла. Выходит, что в прошлый раз я жаловалась на хамское отношение и игнорирование моих просьб дать стакан воды и открыть окно дежурными СИЗО, сотруднику этого же учреждения! Возможно, это и нормальная практика, но довольно подло, как по мне. При этом, на мой недоуменный вопрос, что я принимала доктора за врача «скорой», он, не моргнув глазом, ответил, что в свободное от основного места работы время он подрабатывает на «скоряке».

Ну-ну… Интересной была его реакция и на копии моей медкарты. «Это, конечно, хорошо, что вы сделали копии, но подтвердить диагноз сможет только справка с мокрой печатью вашего лечащего врача, что вы у него наблюдались в течение такого-то времени, принимали определенные препараты. Тогда мы сможем назначить какое-то лечение», – скаля зубы, объяснил он. На мои пояснения, что сейчас это сделать весьма затруднительно, потому что в Донецке идет война и если мои друзья и родственники даже найдут наблюдавшего меня врача (что не факт, ведь многие уехали), то доставить этот документ в Киев практически невозможно – поезда не ходят, автобусы тоже. На это Айболит с гаденькой улыбкой предложил передать справку факсом.