Елена Блоха - 90 дней в плену

Я почувствовала, как у меня пересохло в горле, а на столе рядом стояла бутылка с водой. Мучить жаждой меня не стали и дали попить. Никогда до этого момента я не пила обычную теплую минералку с таким наслаждением. Это я уже немного позже узнала, что вода в той ситуации, в которой я оказалась, является самым ценным продуктом.

Неожиданно, но другая маска, который до этого все время молча сидел у входа с автоматом, достал из маленького холодильника еще воды и протянул

мне. Холодная вода! Почти счастье! Потом еще около получаса журналист и маска с пустыми глазами задавали мне вопросы по очереди. Все они, как ни

странно, касались моей журналистской деятельности. Спрашивали про то, что я делала во время референдума 11 мая, взятия Донецкой ОГА 6 апреля,

митинга 9 мая. Много вопросов было о городской власти Донецка, структуре, почему-то спросили, когда я в последний раз видела Александра Лукьянченко (мэр Донецка), как зовут его заместителей, начальников управлений. Мне тогда сложно было понять ход их мыслей, но то, что вопросы касались точно не моей деятельности в ДНР, было очевидно.

Тут неожиданно зашел молодой и сказал, что руководство звонило и приказало прекратить какой-либо допрос со мной. Мне на голову опять надели мешок, и молодой повел меня назад в камеру. При этом он так смешно, по-детски все время называл меня «пані міністр»: «Так, тут ступенька, пані міністр. Осторожно, коридор, прямо. В туалет пойдете, пані міністр?». Мне даже не хотелось разочаровывать его и объяснять, что я никакой не министр, а всего лишь-навсего журналист. А вдруг он выживет в этой мясорубке, женится, у него появятся дети и он будет им рассказывать, как самого министра ДНР в туалет водил с мешком на голове. «Проходите сюда, пані. Сказали вас в другую камеру посадить. Тут есть свет и стул,

правда, воды на полу налито. Но, вот тут воды нет, у двери, садитесь, мешок снимайте», – молодой завел меня в другое помещение, тоже в кафеле, в углу

которого висели две огромные мойки, с которых на пол капала вода. Странно, но все эти помещения мне больше напоминали какую-то ведомственную столовку, с мойками, складами и еще какими-то комнатами, куда я не попала, которую вдруг захватили вооруженные люди, съели все запасы, вывезли посуду и оборудование и переделали ее под свою тюрьму.

Тогда мне казалось, что так оно и есть, это бывшая столовая для персонала аэропорта. А может быть и правда, я сидела в мойке бывшей столовки на кривом стуле, окруженная водой и сыростью. С другой стороны, я понимала, что если меня перевели в «более комфортное помещение», убивать, бить и страшно пытать, чтобы я открыла «военную тайну», не будут.

Теплилась надежда, что и с Данилом и Володей тоже будет все нормально. Задержали, вроде как, сбушники. Хотя допрашивали точно не они. И, судя по всему, допрос был незаконный, так – ради любопытства.

Что дальше? Обвинения мне никакого не предъявили. То про ДНР спрашивали, то про газету, в которой я работала главредом, то про Донецкую власть.

Мы находились в аэропорту. Значит, могут дальше куда-то направить. Скорее всего, так и будет. Запорожье? Или сразу в Киев? Как ни странно, но мои мысли тогда были близки к истине.

Где-то через час опять пришел молодой, приказал надеть мешок и выйти на улицу. Остановив посреди какой-то площадки, мне сказали, чтобы я подняла мешок так, чтобы можно было смотреть только вперед. Приподняв мешок, я увидела перед собой на плацу свою машину. Рядом стоял какой-то человек в гражданском, представившийся следователем СБУ в Донецкой области. Он сказал, что сейчас проведет обыск моего автомобиля. Понятно, что никаких понятых не было, ну, не считая около полусотни камуфляжников в масках и с АК наперевес. Мне позволили наблюдать за процессом досмотра и отвечать на вопросы.

Пока не начали обыск, я стояла в пяти шагах от авто, рядом ко мне вывели и поставили сначала Данила, а затем и водителя. Я их не видела, но по командам: «Выводи сыночка. Водила пошел», – я поняла, что они рядом. Разговаривать нам опять не разрешили, а вооруженные камуфляжники,

пользуясь тем, что мы не можем ответить, начали издеваться и смеяться над нами. Некоторые обрывки их фраз я услышала. Больше всего задело, что

они над сыном стали издеваться. «Это сыночек её? Так повесточку ему быстро выписать – и воевать. Пусть его сепаратисты и убьют! А-ха-ха!» – видимо, эта шутка им очень понравилась. Данил попытался что-то возразить, но я прошептала ему: «Молчи, а то убьют!». После этого близко ко мне подошел, судя по пузатому животу, начальник (лица, из-за опущенного на глаза мешка, я не видела). Он грубо дернул мешок мне на лицо, так, чтобы вообще ничего не было видно, и нагло рявкнул: «Шо, министерша, розколола Неньку, а теперь тикаты в Росію решила?! Не получилось! Хорошо, что мы

тебя приняли. Теперь сядешь на 10 лет, минимум! Всех вас журналюг пересадим. Ще бы вашего Кисельова сюда! Ничего, и до него доберемся!» – он смачно сплюнул где-то рядом со мной и, выругавшись матом, ушел. Интонация начальника чем-то напоминала Ляшко. А мне, судя по всему, досталось за всех российских журналистов во главе с Киселевым сразу. Даже не знала, то ли честь оказали, то ли оскорбили. Но разубеждать никого ни в чем не стала. Бессмысленно, да и небезопасно.

Потом мне опять приподняли мешок и «пригласили на осмотр» личных вещей. Получив возможность хоть тихонько, не привлекая внимания посмотреть по сторонам, я увидела сына и водителя. Они стояли без обуви, на головы были натянуты футболки, руки были за спиной. У Данила из джинсов вытянули ремень.

Сама процедура осмотра была долгой, утомительной и скучной. Лишь один раз было оживление, когда они перешли к осмотру моего ноутбука. Человек десять сбежались посмотреть на содержимое, положив комп на капот стоящей рядом ДЭУ. Открыли какие-то папки на рабочем столе с фотографиями, может, с митингов, какие-то файлы с текстами, которых в рабочем компьютере конечно много. «О, смотри, русский флаг! Ого, всё! Капец тебе, тетя! Пропаганда, точно! Знаешь, что тебе за это будет?!» – они орали на меня, прыгая вокруг моего ноута. Все это напоминало сцену из фильма про туземцев, впервые увидевших зеркало.

Все это время изъятые у нас телефоны, которые тоже положили на капот рядом стоящего авто в полиэтиленовом пакете, звенели не переставая. Это уже был хороший знак. Значит, нас ищут.

Я посчитала, что с момента нашего задержания прошло около четырех часов. Сегодня суббота, вечер, официально информацию о нас никто пока давать не будет. Но завтра наша пропажа точно не останется без внимания моих вездесущих коллег. Надо дождаться завтрашнего дня. В конце концов, сбушнику и камуфляжникам надоели звонки наших телефонов, и они их просто выключили.