Кристина Трофимова - Зеркала

В сознании, словно готовые сорваться шавки, притаились всевозможные табу на простые желания. Хлипкий подросток у стены из гипсовой лепнины что-то черкает в потрепанной тетради на грубых листах. Наверняка рисует образы мира, взрывающие его разум. Он умеет перенести свой мир на бумагу, игнорируя рамки и даже клише. Этого никогда не удавалось ей самой. Безликая масса, вот кто она такая.

Слово за словом, предложения и абзацы, всё разбивается на осколки. Снежинка зажмуривает глаза, стараясь раздавить веками навязчивую завесу, но бесполезно. Она отворачивается и смотрит в потускневшую гладкую поверхность, лишь несколько секунд спустя замечая, что ее собственного отражения в зеркале нет.

Пальцы медленно переворачивают страницу, но с отражением ничего не происходит. Она быстро моргает, прогоняя иллюзию. Может, что-то попало в глаз? Может, зеркало искажает реальность? Снежинка сдавливает веки, а после поворачивается снова: пусто, хотя остальные сидят на своих местах. Взгляд скользит по поверхности, от рамы до рамы, пока не цепляет след, оставшийся от рыжих волос. Таких же, как у нее. Как у ее отражения в другом конце зала. Снежинка осматривается: похоже, никто не замечает происходящего. Она снова переводит взгляд на собственное отражение. А оно в ответ всматривается в оригинал по ту сторону стекла, кривится в издевательской ухмылке пополам с презрением.

Отражение фривольно стягивает свитер, вместе с ним сдирает футболку и лифчик. Сплевывает, размазывает слюну по поверхности своего плоского мира, а после выставляет средний палец. Снежинка рефлекторно прикрывает собственную грудь, смотрит с завораживающим ужасом, как ее двойник подсаживается на стол к напротив сидящему старику и вульгарно подтягивает вверх подол юбки, запуская свободную руку между бедер.

Вокруг все сидят так, словно ничего не происходит. Так же, как их отражённые копии.

Отражение сползает к старику, который всё еще изучает увесистый фолиант, не замечая, что творится под самым носом. Стягивает трусики и натягивает на старческую лысину, а после опускается на колени. Сдержанные движения рук около ширинки – оно (она?) извлекает и обхватывает губами скукоженный придаток, с силой всасывая, это видно по втянутым щекам.

Старик равнодушно созерцает хрупкие страницы, в то время как любого другого свалил бы инфаркт, отсасывай у того полуголая студентка.

Стыд горит на лице Снежинки. Она чувствует, как кровь закипает внутри, растягивая сосуды. Пальцы белеют от того, что долго были сжаты в кулак, а ногти глубоко впиваются в кожу. Снова взгляд в зеркало: с той стороны отражение облизывает губы и шлет воздушный поцелуй реальности. Снежинка ощущает на шее прикосновение сквозняка. Двойник улыбается и выбивает книгу у девушки рядом, втыкает нос сапога в голень субтильного подростка, который со стоном валится со стула и спешит из читального зала.

Через несколько мгновений уходит старик, старательно прикрывая пятно на брюках.

Каждая мышца готова лопнуть от стыда. Снежинка швыряет книгу в зеркало, по которому с треском расползается огромная трещина. Мгновение тишины и бьющийся о мраморные плиты грохот. Все вокруг затыкают уши. Взгляды прожигают Снежинку. Она чувствует их жар и, срываясь с места, убегает от обугливающей ненависти, что цепляется за пятки. Наружу. К успокаивающему запаху озона. К холодным вспышкам грозы.

Мокрые волосы липнут к лицу. Снежинка почти бежит без цели и направления, уязвленная гордость гонит ее, стегая плеткой по нервам. Она не может повернуть головы, не может остановиться. Не может думать. Сознание размывается вместе с кровью под бинтом. Снежинка останавливается у витрины придорожного кафе, стирает пальцами с губ тягучую слюну. Еще немного, и легкие взорвутся взвесью песка и пыли. Она вытягивает язык под осиные жала дождя, медленно переводит взгляд на свое отражение, которое в точности повторяет поворот головы и гримасу заостренного лица. Облегченно выдыхает. Одергивает юбку и спешит прочь, как будто двойник еще рядом, как будто он хищно скалится в спину.

Автобус, шатаясь, плетется по невзрачным улицам. Снежинка терпит раздражающее сопение рядом, затылок обжигает чужим дыханием. Кажется, взгляды неотвязно елозят по пунцовым щекам, обветрившимся, пока она убегала от собственного навязчивого безумия. Может быть, эти уставшие люди видят то, чего не замечает она, всматриваясь в размытые контуры пассажиров, бликующие в окнах «пазика».

Твердое упирается ей в ляжку, Снежинка разворачивается, прокручиваясь, как фитиль в расплавленном воске. Перед ней широкая рожа без каких-либо эмоций, на нос скользят очки с толстенными линзами. Возможно, похотливое дыхание в ее макушку всё это время было лишь отголоском тяжелого дня. Отец учил, что старшие заслуживают безоговорочного уважения, ведь маленьким девочкам всегда есть чему поучиться. Однажды он преподал ей хороший урок.

В тот день к отцу пришли гости, приятели с работы, из того унылого здания, где ей никогда не приходилось бывать. По рассказам отца, как Снежинка могла их представить в силу возраста, по коридорам там шмыгали угодливые ледышки, а в кабинетах тлели, заваленные бумагой, тела. Все эти люди пугали ее воображение, и, когда они расположились в гостиной, Снежинка притаилась в шкафу.

Отец всегда ставил ее на стульчик, чтоб она пела. В тот день от страха она не смогла бы выдавить из себя ни слова. Так и случилось. Когда он отыскал ее по розовой ленточке, предательски торчащей из створок, то вытащил и выставил на обозрение. И голос подвел. Она захныкала, как какая-то трехлетка, хотя ей в том году уже исполнилось восемь.

Снежинка отчетливо помнит, как думала, что слышит скрип разбегающихся трещин на рюмке, которую сжимала рука отца. Его водянистые глаза налились красным. Ей было ясно, что она его опозорила. И когда он, решив наказать ее, цедя слова, приказал спускаться и снимать трусы, она послушалась и сползла на стульчик. Остальное сделать забыла, он помог ей, подсказал обхватить деревянные ножки руками.

В ушах гудело придавленной тишиной, которую резал свист ремня в воздухе. Жгло, очень жгло, и она разнылась, забыла держаться, и ее руки упали на пол, как у куклы, набитой тряпьём. Снежинка плохо помнит детали, но, когда обмякла, поймала взглядом сползшие по чьей-то роже запотевшие очки. Тот человек был намного старше ее. отец научил уважать их всех.

***

Дни растекаются в недели, отражение монотонно, как и размеренная жизнь оригинала. Снежинка избегает мест, где много зеркал. Особенно в присутствии отца. Ее мысли путаются в собственных предположениях о том, где же на самом деле подлинник, а где нет? Быть может, весь мир, который она считает реальным, и есть отражение? Или же их два, реальных мира? Или всё галлюцинация?