Фируз Мустафа - Дверь. проза

После ареста его сразу привели к Адилову. Исподлобья смерив взглядом Мардана Халыг оглу, Адилов хриплым голосом ответил на его приветствие и приказал охраннику в дверях:

– Учителя пока уведите, людей на очереди много, допросим потом и выясним все… Смотрите, не обижайте его…

Только допросить его Адилову не пришлось: убив охранника, Мардан Халыг оглу сбежал… И теперь вот от законослужителя, что столько месяцев уж ищет его, как преступника, его отделяет тонкая стена, вернее, хрупкое стекло, что разобьется вдребезги от одного удара. Эта стена, стекло, отделяющие их друг от друга, а вместе с ними и эта темная ночь, эта минута, миг этот в то же самое время их соединяли, без ведома и понимания их самих.

Человеческое сердце непостижимо, ему порой присущи странные ощущения. Мардану Халыг оглу вдруг (отчего-то) показалось, что с женщиной разговаривает ее муж Шамиль. А вдруг это и вправду Шамиль… «Шамиль? Нет, где же тут Шамиль?» В пальцах, коснувшихся холодного курка, закололо. В глазах зарябило. В слабом свете лампы он еще раз внимательно вгляделся в мужчину – теперь из-под шапки виднелся только мощный, будто бронзовый, затылок.

Рука мужчины потянулась к кровати и дальше – к женщине, забившейся в угол. Она потуже завернулась в шаль, совсем сжавшись в комочек. Крупные пальцы мужчины коснулись голых лодыжек ее. Змеей вытягивалась шея мужчины, кажется, он хотел дотянуться и поцеловать руку женщины, но губы достали только щиколотки прижались к оголенной ноге, выглядывавшей из-под платья; словно огнем полыхающим сердцем припал к родниковой воде…

Женщина смотрела на него с отвращением; она вся дрожала. Точно раскаленным железом жгли ей грудь, ее красивый рот кривился от страха. Попавшим в силки голубком безнадежно метались глаза, длинные тонкие пальцы теребили кисти накинутой на плечи шали.

Адилов вдруг вскинулся, как почуявшая чужой запах собака, и взглянул на окно, словно почувствовал, что кто-то следит за ним все это время… И почему-то лицо его опять напомнило ему Шамиля… (Почему, интересно?) Потянувшись к кобуре, Адилов выпрямился, встал и пошел к двери. (Где же Шамиль?) Мардан Халыг оглу резко поднял к лицу до того прижатое к груди ружье и нажал на взведенный курок…

**

АРИОЗО. Прогресс и регресс всякого мужчины начинается у него дома, сынок. Меня часто спрашивают, почему, Бек Ага, у тебя всегда хорошее настроение? Прошу прощения у всех и у этих стен святых, я отвечаю им, что причиной тому моя жена. Она приветливым лицом меня провожает и таким же приветливым лицом встречает. И провожает – все в места невеселые – к умирающему, на поминки, похороны. Слезы, плач, гробы… Но выйдя из дома с хорошим настроением, я таким же и домой возвращаюсь.

Когда посланник Аллаха Мухаммед женился на Хадидже, ему было двадцать пять лет. А ей сорок, дважды до того она была замужем, мать троих детей. Несмотря на это, кто первым признал Мухаммеда, как избранника Аллаха? Его жена Хадиджа. Потом двоюродный брат Али, пасынок Зейд, купец Абубекр, а после Осман, Талха, Абдурахман… Вначале его сторонников было пятьдесят человек. Затем число их увеличилось до ста, тысячи, их стало миллион. Теперь сторонникам Мухаммеда нет числа; если с одной стороны число их уменьшается, то с другой – растет. Речь не об этом. Я говорю о том, что если ценят и отличают тебя дома, ты и до пророка можешь дорасти. Вот почему сначала нужно вырасти в глазах семьи, домочадцев, у себя дома. Кто сегодня упал в глазах своих близких, тот в глазах Аллаха упал еще вчера. Если вы уверены в тех, кого оставляете дома, можете не беспокоиться, все будет хорошо.

**

ХОР. – Таг- тараг!

– Тараг – таг!

– Так – тараг-так-тараг!

– Тараг – таг – тараг – таг!

– Таг- таг – таг – таг!

– Тараг – тараг – тараг – тараг!

*

ВТОРОЕ ПИСЬМО.

Мое нескончаемое приветствие великому вождю!

Отец народов!

Под сенью Вашей щедрости и славы мы переживаем самые значительные дни нашей жизни. А жизнь наша становится краше день ото дня. Благодаря Вашей отеческой заботе мы живем радостно и счастливо. Что еще нужно человеку? Ничего…

Отнимая Ваше драгоценное время, хотел бы поставить Вас в известность относительно некоторых вопросов. Как отмечал я в предыдущем своем письме, вины за мной никакой нет, я обвинен по ошибке. Положение мое здесь очень и очень хорошее. Как бы там ни было, от работы меня освободили. Несмотря на то, что нет кроватей, чтобы поспать, нет воды помыться, нет одежды одеться, мы счастливы все равно. Поесть дают что-то напоминающее собачье месиво, но ничего, мы смотрим в будущее с надеждой. Вот уже сколько месяцев идет следствие. Меня иногда допрашивают, слегка побивая мягкой палкой. Бывшие коллеги заподозрили меня в тайной связи с какой-то организацией. Будто я верю в Аллаха, читаю Коран, совершаю намаз. Я вообще безграмотный, как же я могу читать Коран?..

Наверное, Вас интересует, по какой такой конкретной причине меня привлекли к ответственности. Не так ли? Давайте в таком случае я все Вам расскажу, в прошлом письме я не хотел описывать случившееся подробно, думал, не стоит занимать Ваше время, расписывая все это. Но теперь вынужден буду рассказать…

Случилось это несколько месяцев назад. Активистам села раздавали книжки – членские книжки общества безбожников. Книжки раздавались под руководством и при участии уважаемого товарища из центра. Помимо него, в торжестве принимали участие Адилов и еще несколько человек. Товарищ из центра, раздавая членские книжки, книжки безбожности, активистам, пожимал им руки, желал успехов в делах, информировал о проводимой борьбе с религиозными служителями – моллами, ахундами, попами. Призывал жечь церкви и мечети. Получавшие книжки давали слово противостоять любым религиозным провокациям, бороться с религиозными деятелями. Я думал и мечтал о том, как сразу после этого торжественного заседания оттаскаю за белоснежную бороду перед народом одного моллу, имя которого в последнее время стало очень известным. А то как же?! Это они, оказывается, повергают народ в бедность и нищету! Но мечта моя не сбылась. Почему? Сейчас скажу.

В конце заседания народ – активисты – стал расходиться. Выходивший последним Готур (это прозвище у него такое) споткнулся обо что-то на пороге. Он чуть было не упал лицом вниз, но удержался, схватившись за ручку двери, и тихо проговорил: «Спаси, Аллах!» Быстренько обернувшись, я шепнул товарищу из центра и Адилову, что Готур верит в Аллаха. Адилов спросил, откуда я это знаю. Я ответил, что вот только что слышал сам. Лицо Адилова посерело, исказилось, глаза прищурились, рот скривился. Заорал, чтобы быстро вернули Готура обратно. Первым за ним бросился я. Что может быть почетнее исполнения приказа начальника?! Приволок я его в комнату. Товарищ из центра молча смотрел на нас. Допрашивал Адилов. Ничего не понимающий Готур свирепо поглядывал на меня. Наконец, не сдержавшись, я выкрикнул, не ты ли, мол, только что, выходя из комнаты, помянул Аллаха? Готур пожал плечами: «Ну и что?» Опережая Адилова, я закричал – ты веришь в Аллаха и было неправильно давать тебе такую книжку. Краем глаза заметил, что Адилов улыбается в усы – то есть, продолжай, пусть товарищ сверху видит, какой у меня оперативный работник… Я повысил голос: «Ты веришь в Аллаха! Из тебя не выйдет безбожник!» Глаза Готура полезли на лоб. Кажется, по настрою моему он, наконец, понял, что здесь что-то не так. Дальше стали происходить неожиданные для всех чудеса. Готур достал из нагрудного кармана чухи «книжку безбожника», положил на покрытый красным сукном стол и, совершив салават, поклялся на ней, что веру не признает. Готур в здешних краях известен как обманщик, поэтому клятве его никто не поверил. Адилов мне подмигнул. Я приступил к работе: ударил Готура пару раз прикладом ружья. Товарищ из центра смотрел на меня удивленно, но сдержанно молчал. Готур спросил, чем поклясться, чтобы мне поверили?.. Адилов показал на портрет на стене (это был Ваш портрет, дорогой вождь) и сказал, поклянись ему, что не признаешь ни религии, ни Аллаха. Готур поклялся. Потом я вышел на середину комнаты и сказал – поклянись, Готур, знаменем в углу, что не веришь в Аллаха. Готур поклялся знаменем. Я опять сказал – ты говоришь неправду, ты веришь в Аллаха, ты верующий. И снова пошел в ход приклад ружья… Раз, другой… Оказывается, настоящее чудо было впереди. Из кармана, откуда вынул Готур книжку безбожника, теперь он достал другую, завернутую в платок книгу и положил ее на стол. Развернул платок – это был Коран. Встав на колени, Готур положил руку на Коран и сказал, что веры не признает. Я снова заявил, что он говорит неправду (чтоб отсох мой язык!). Готур поднялся, отошел и, глядя мне в глаза, сказал: «Если я говорю неправду, пусть покарает меня этот Коран. А если ты – истинный безбожник, тоже положи руку на эту священную книгу и поклянись, что я говорю неправду». Я застыл на месте. Меня прошиб пот. Человек из центра и Адилов неприязненно смотрели на меня. Что было делать? От страха дрожали колени. Откуда я мог знать, верит этот сукин сын Готур в Аллаха или нет?.. Что попусту клясться священной книгой?.. Готур меня здорово прихватил. С другой стороны, Адилов, будто защищая Готура, заорал на меня – что стоишь, клянись!.. Человек из центра по-прежнему сдержанно молчал. Интересно, почему рассвирепел Адилов?.. Может, он видел во мне будущего противника? Не знаю… Но было и то, что я не мог поклясться на священной книге, на Коране, в том, чего точно не знаю. Ну, откуда мне было знать, признает Готур веру, Аллаха или нет?.. Готур взял надо мной верх и поедал взглядом – мол, что стоишь, давай клянись… Клянись на Коране… Клянись, что Готур врет, что Готур верит в Аллаха… Я застыл на месте. Как было клясться из-за какого-то Готура такой книгой, как Коран?.. Я ни говорить не мог, ни двигаться. Пошел вперед, чтобы приложить руку к Корану, локоть будто свело, рука в воздухе повисла, ремень винтовки соскользнул с плеча, – оружие с грохотом ударилось об пол, пуля, вылетевшая из дула, прошила насквозь портрет на стене: это был Ваш портрет, великий вождь… Пуля прошла прямо через рот Ваш. Все застыли на месте. Готур совершил салават… Коран лежал на покрытом красным сукном столе, и листы его трепетали. Чудеса продолжались, потому что у всех на глазах страницы священной книги стали переворачиваться сами по себе. Как будто дул ветер и листал страницы. На самом же деле никакого ветра не было. Не удержавшись, я рухнул на колени… Почувствовал только то, как что-то жаром обдало затылок. Открыв глаза, увидел себя здесь, в превращенном в тюрьму святом месте. О дальнейшей судьбе Готура мне ничего неизвестно…