Серж Готье - Оборотни

– Вот именно, что? – смеясь, спросил профессор.

Молодые люди снова переглянулись.

– Не знаю, – честно признался Майк.

– Я тоже не знаю, – сказал Джай и внезапно хлопнул себя рукой по колену, – не знаю, ну конечно. Именно незнание разуверит его, незнание того, хорошо это или плохо. Измена жены в данном случае.

– Незнание это конечный результат, – серьёзно сказал профессор, – благодаря которому человек действительно перестанет становиться ненормальным. Но как достигается это незнание? Простое объяснение, как мы выяснили, делу не поможет.

– Ты знаешь ответ на этот вопрос, отец? – спросил Майк.

– Да. Только упорное желание размышлять и спонтанное переживание ясности, что он действительно не знает хорошо это или плохо.

– Хм, – Майк с сомнением посмотрел на отца, – но для того, чтобы возникло желание размышлять, человеку необходимо иметь желание не приходить к этим психически ненормальным моментам. Только желание не испытывать раздражение, гнев, обиду, заставит человека задуматься.

Профессор согласно кивнул головой.

– Верно, – сказал он, – верно, мальчики. Вот именно в этом пункте много лет назад я и допустил чудовищную ошибку.

Он помолчал, попыхивая трубкой, и сказал :

– Джай, проводи Майка в свободную комнату. Пусть отдохнет с дороги, устроится, а во второй половине дня я жду вас обоих в своем кабинете, в котором я посвящу вас во все детали этого таинственного эксперимента.

Профессор откинулся в кресле, давая понять, что разговор окончен. Джай поднялся и, взяв разнос с пустыми фужерами, предложил Майку следовать за ним.

Во второй половине дня в огромном рабочем кабинете, скорее похожем на библиотеку, снова собрались трое собеседников: старик профессор, его сын Майк и его учёный коллега индус Джай. В минуты напряжённой работы интеллекта профессор предпочитал глубокое мягкое кресло рабочему письменному столу. Вот и сейчас с неизменной трубкой в руках он сидел в кресле, глубоко задумавшись. Джай по своему обыкновению с голым торсом и Майк, одетый на американский манер в широкие брюки и рубашку, расположились на стоящем у стены напротив кресла профессора мягком диване. Они молчали, испытывая предвкушение, которое обычно испытывает человек в преддверии открывающейся тайны. Профессор молча курил, время от времени вытряхивая пепел в стоящую рядом с креслом высокую пепельницу. Перед креслом находился низкий журнальный столик, на котором кроме пачки табака и зажигалки ничего не было. Наконец, профессор заговорил и оба молодых человека обратились в слух, стараясь не пропустить ни единого слова.

– Всем нам известно, что такое эволюция, – начал старик, – поначалу планета Земля была газообразной, затем стала плотнеть, пока на планете не воцарилось так называемое царство минералов.

Старик улыбнулся и посмотрел на Майка и Джая.

– Я начал немного издалека, – сказал он, – но иначе не объяснишь.

– Мы внимательно слушаем, отец, – нетерпеливо сказал Майк, – можешь не прерываться.

– Далее, – продолжил старик. – стали пробиваться первые ростки и, наконец, вступил в свои права растительный мир. Затем некоторые растения стали становиться настолько живыми, что упорно желали двигаться, в результате чего на планете Земля повсеместно появились животные. Следующим этапом стала эпоха интеллекта, ибо некоторые особи животных так упорно желали мыслить, что в конце концов мы имеем то, что имеем – в данный момент на нашей планете повсеместно живёт и можно даже сказать царствует мыслящее существо – человек.

Старик перевел дух и замолчал, попыхивая трубкой.

– И вот в этот момент, – продолжил старик, – начинается самое интересное. Это мыслящее существо – человек – в один прекрасный день заявило о том, что оно всё знает, что для него не существует тайн и что самое смешное или самое грустное, что человек в своем чувстве собственной важности зашел так далеко, что ударил себя в грудь и гордо сказал: «Я – венец творения».

Профессор посмотрел смеющимися глазами на своих собеседников и спросил:

– Как вы считаете, может ли эволюция, которая длилась миллионы лет, резко взять и остановиться только потому, что какой-то напыщенный индюк заявил о том, что он – венец творения?

– Маловероятно, – усмехнулся Майк.

– Я являюсь человеком, который все подвергает здоровой критике, – сказал старик, – поэтому у меня сразу же возник вопрос – почему этот венец творения может запросто всадить нож в бок своему собрату? Почему некоторые венцы творения даже сейчас, в разгар цивилизации, могут другого человека заживо сжечь или тюкнуть топором по голове того, кто также является венцом творения?

– Твои вопросы вполне резонны и разумны, Пьер, – подал голос Джай, – и в тоже время трудно себе представить, что появится еще одно существо помимо человека. Но в одном я с тобой согласен – современный человек несовершёнен.

– Вот именно к такому выводу я и пришел много лет назад, – согласился с Джаем старик, – человек или другое существо, это не имеет значения, не может быть венцом творения, если он не является совершённым, если он позволяет себе проявлять агрессию в отношении кого-то другого или даже просто позволяет себе на кого-то орать. Таким образом, я пришел к выводу, что в данный момент эволюция движется в сторону совершенства, то есть, в сторону полного тотального отсутствия агрессии. И, начиная с этого дня, я стал мечтать о том, чтобы изобрести какой-нибудь препарат, который бы полностью избавил человека от проявлений даже самой ничтожной агрессии.

– Отец, – не выдержал Майк, – насколько мы поняли, тебе удалось изобрести подобный препарат?

– Да, сынок, удалось, – подтвердил старик.

– Но почему ты сказал, что совершил чудовищную ошибку? – Майк заинтригованно смотрел на отца.

– Потому что я вмешался в ход эволюции.

– В каком смысле? – не понял Джай.

– Эволюция это непрерывная реализация какого-либо желания, – пояснил старик, – почему первобытный человек всячески развивал свой интеллект? Потому что желал этого. Почему человек открывал новые материки и континенты? Потому что желал этого. Теперь вспомним нашу утреннюю беседу. Только человек, который желает, именно желает, – подчеркнул старик, – не испытывать раздражение, гнев, обиду, только он один задумается, достигнет спонтанной ясности и не станет это испытывать.

– Но какая разница? – Майк во все глаза смотрел на отца, – если твой препарат сразу приводит к желаемому результату.

Старик, улыбаясь, посмотрел на сына.

– Вот такой же страстью горел и я семнадцать лет назад, – сказал он, – и задал самому себе тот же самый вопрос – какая, собственно, разница?

– И каков же ответ на этот вопрос? – поинтересовался Джай.